я смогу удержать его; чтобы войти, они полагаются на эффект неожиданности, на ослабевшую защиту, но я лучше знаю планировку. Позже придумаю, как от него избавиться. А пока что у тебя дела поважнее.

Пожар поглотил конец стола и распространялся медленно, но неумолимо. Отец и сын, сцепившиеся в смертоносной схватке, были почти невидимы за размытым пятном сверхзаряженных текторов. Половина мониторов отключилась; половина оставшихся извергала информационный хаос.

– Ксавье! – крикнул кто-то. Туссен не узнал голос.

Король мертв, да здравствует король. Твой народ ждет, мир слушает. Неприкаянный повеса, сочиняющий хайку águila, летающий лентяй и квази-философ, который только что принял увенчанный черепом скипетр Повелителя мертвых… что ты им скажешь?

Отец говорил, что сила и ДНК связаны.

Вокруг него иконки беззвучно гасли одна за другой. На полудюжине экранов появилась гневная мерцающая надпись: «Структурная тревога: тектронное заражение неясной этиологии на уровне руководства».

Надо прикоснуться к экрану.

– Это Ксавьер Теслер. Свяжите меня с юридическим отделом.

Он прижал ладонь к безликому смартдреву.

«Идентификация подтверждена», – сообщил экран. На дисплее появился символ юридического отдела: модель солнечной системы. Миры внутри миров, бесконечное вращение.

– Ты знаешь, кто я? – спросил Туссен.

– Вы Ксавьер Теслер, – ответила прога.

– Ты признаешь мою власть?

– Мы запрограммированы признать всю полноту вашей исполнительной власти.

Туссен перевел дух.

– Пользуясь своими полномочиями, я приказываю вам целиком и полностью прекратить судебное преследование в отношении адвоката Йау-Йау Мок.

– Вы отменяете чрезвычайные инструкции отца?

– Да.

Последовала пауза, которая как будто длилась намного дольше, чем те несколько секунд реального времени, которые на нее ушли.

– Дело сделано, – сообщила прога. – Действия, осуществляемые в юридической виртуальности и напрямую, прекращены. До отмены решения сеньором Теслером мы рекомендовали принять предложение адвоката Мок, с оговорками. Хотите, чтобы мы возобновили переговоры с адвокатом Мок?

– Да, возобновите, – сказал Туссен. – И подпишите.

– Дело сделано, – ответила юридическая прога.

Хуэнь оттащила его от стола за миг до того, как с потолка хлынул жидкий камень.

Слуги Сеу Гуакондо ждали в переулке. Трое, одетые в двухцветные комбинезоны; правая рука желтая, левая черная. Вместо лица – невыразительная, гладкая плоскость черной кожи. И все же, когда Тринидад уставилась на них, они повернули к ней головы: овалы кожи на месте глаз были покрыты пупырышками.

Два длинных тонких параллельных разреза на уровне трахеи трепетали в такт выдохам.

Йенс Аарп театрально взмахнул полами плаща. Безликие проводники вышли из тени и со сверхъестественной уверенностью и плавностью двинулись по переулку. Компания последовала за ними.

Вспышка света и крик Розальбы прозвучали почти одновременно.

Что случилось? Нанесли удар по городу, о Господи, они начали палить по гражданским объектам, нет, это была космическая атака, поверьте мне, окажись это наземный взрыв, мы бы узнали, как думаете, у них есть «хлопушка»? Возможно, или у них одна из наших фабрик на близкой орбите, я точно не знаю. Я запрашиваю базы данных, но каналы персоналки отключены, и в сети Трес-Вальес творится настоящий ад.

– Братья, сестры. – перебил Йенс Аарп вкрадчивым тоном соблазнителя. – Какое это имеет для нас значение?

Хотя по внешнему виду это никак нельзя было определить, Тринидад почувствовала, что проводники улыбаются.

В западной части Уиллоуби горели пальмы. Ветер доносил с востока далекие отголоски неистовой музыки. Все кинематографические экраны превратились в пустые серебристые поверхности. На востоке посветлел горизонт. В зените мерцали первые золотые нити рассветного небесного знака.

Безликие гиды привели их в безвкусный район многоквартирных домов с высокой плотностью застройки, далеко от центральных бульваров. Баннеры cuadra, нарисованные вручную на склеенных скотчем пластиковых листах, безвольно свисали с веревок для стирки: «¡Andale! Los Leons’a’Judah»[195]. Львы по имени, львы по натуре; некоторые – как самцы, так и самки – щеголяли телесными модификациями в виде грив, морд и глаз цвета жидкого золота.

Базилика Сеу Гуакондо когда-то была церковью-parada[196]: последний рьяный рывок ортодоксального католицизма привел к мессам в торговых центрах и службам на муниципальных автобусных остановках. Чего радикальные отцы и теологи освобождения не смогли понять, так это того, что массы не хотели народной религии, не хотели, чтобы она встречала их в местах, где они заключали сделки, разговаривала с ними на фавельском анхеленьо. Священное сердце церкви всегда было тайной; а тайна, лишенная величия, ритуалов, изысканности, помпезности, церемониала, блестящей мишуры, великолепных платьев и декораций в духе Сесила Б. Демилля[197] с полным актерским составом святых и ангелов второго плана – это какая-то неправильная тайна. Поэтому верующие взяли простые часовни на автобусных остановках, украсили иконами, статуями, свечами, алтарями и превратили в самодельные соборы Святого Петра. Большинство после Великого отступничества стали храмами Укуромбе. Некоторые обернулись станциями на Виа Долороза[198] Культа Зоопарка.

Последователи Сеу Гуакондо превзошли даже эклектичность строителей церквей-parada. Маленькая часовня воспевала сравнительно-религиозный грабеж: бледнощекие гипсовые святые и мадонны в синих одеяниях непристойно терлись об ацтекских богов солнца и повелителей кукурузы; серафимы и херувимы кружились бок о бок с кецалькоатлями и громовыми птицами; Бодхисаттвы плясали с четырехрукими аватарами Вишну и микро-Ганешами; блистающие православные иконы были украшены изысканными гирляндами коранических сур; маски, фетиши, ритуальные предметы из анимистических религий четырех континентов свисали с балок крыши и трепетали на ветру. В углу Владимир Ильич Ленин и Элвис Аарон Пресли вместе курили какие-то азиатские благовония; китайские молитвенные билеты грудой лежали у их ног, знаменуя конец парада с тикерными лентами[199]. Голографические изображения святых Укуромбе светились в высохших глиняных нишах; в боковой часовне старый телевизор с плоским экраном воспроизводил отрывки из облаченной в красную кожу Библии Йоханнеса Ульфы со страницами цвета плоти – шведа, который в начале XXI века продвигал садомазохизм как способ духовного совершенствования.

– Есть ли какие-нибудь религии, которые здесь не представлены? – прошептал Саламанка.

В центре, где когда-то целомудренные священники праздновали смерть бога, который считал, что лучше сгореть, чем заржаветь, ждал Сеу Гуакондо.

Деформированный тектронный столб черного цвета, выше человеческого роста, похожий на дерево с множеством корней, в котором – как в древней сказке – боги заточили оскорбившего их человека. Черные руки до локтей приросли к торсу, предплечья тянулись из темной колонны, растопырив напряженные пальцы. Над ними виднелась погруженная в ствол голова. Если бы злобный бог, желая устрашить отступника, окунул в жидкий ад какого-нибудь пожилого, кроткого и невинного миссионера, на его лице могло бы появиться такое же выражение смертельной муки, предательства и разочарования, как у Сеу Гуакондо.

Блестя в свете свечей, он повернулся на электрическом помосте лицом к просителям. Черные губы шевельнулись. Сеу Гуакондо заговорил.

– Что за чудеса! Родился новый мировой порядок! Как уместно, что в День Мертвых