– Ты искал меня, потому что мог с моей помощью заполучить желаемое и оказаться там, где надо.

– Я совру, если буду это отрицать. И все-таки я надеялся, что враг моего врага может стать моим союзником.

– Двадцать семь лет, – проговорил Туссен. – Двадцать семь лет там, вдали от Земли… Ты должен убить его. Убить его будет милосердием. Надо избавить больное, печальное существо от страданий.

– Квебек.

Опять их прервали, опять предводитель взмахнул рукой.

– Брат, брат, разве я тебе не говорил? Наша цель здесь не в том, чтобы убить его, а в том, чтобы изменить его. В любом случае, я не чувствую себя таким уж милосердным. В чем дело, Тешейра?

– У трутней переполох, Квебек. Какая-то дешевая адвокатесса с улицы вызвала на себя шквальный огонь со стороны юридического отдела «Теслер-Танос», мясного и виртуального. Проги белые, проги черные; вирусов больше, чем в приемной доктора во время эпидемии оспы.

– Оценка? – спросил Квебек.

– За ней стоит Дом смерти с мощными прогами – братья выступили открыто и намерены сражаться до конца. Но только что был подписан контракт со взводом внештатников-asesino. Я не знаю, что она им предъявила, однако «Теслер-Танос» хочет спрятать концы в воду.

Квебек поднял глаза, как будто за потолочными экранами узрел сердце владений отца.

– Рассвет. Перигей. Все сходится. У нас не будет более подходящего момента.

– Мой брат прав, – сказал Туссен. – Сейчас или никогда.

Его ДНК открыла бронзовые двойные двери, отделяющие жилые уровни, и они поднялись по изогнутой лестнице из черного мрамора в апартаменты Адама Теслера.

Желтый свет небесного знака лился сквозь стеклянные стены на пестреющий слюдой гранитный пол, когда они приблизились к маленькому темному силуэту за столом из полированного живодрева. Тщеславный павлин; изукрашенный драгоценными камнями тектозавр на насесте; сеть теней, отбрасываемых оконными панелями: как будто не прошло шесть лет с тех пор, как Туссен в последний раз стоял посреди этой комнаты. Ощущал ли Квебек то же самое, стерла ли незыблемость отцовского святилища десятилетия и миллиарды километров? Сыновья терпят неудачу, бегут, умирают, но стекло, гранит и живодрево вечны.

Адам Теслер немного неуклюже поднялся и поклонился гостям.

– Доброе утро. – Он взял маленький чугунный чайник с подноса на столе. Там было пять чашек. Туссен увидел, что весь стол в форме подковы покрыт плоскими экранами. Перевернутые изображения: земля, море, небо: огонь. – Я ждал вас. Кто-нибудь хочет чаю? Очень освежающий, очень стимулирующий напиток после долгой и утомительной ночи. Нет? Пожалуйста, извините – я буду пить. Чайник двухвековой давности, японский. Отлит в песок, изготовлен вручную одним из последних живых сокровищ. Мне нравится идея, что человек может быть такой же частью национального наследия, как произведение искусства или архитектуры.

Туссен сравнил последнее воспоминание с реальным образом. Отец выглядел так же до последнего волоска, морщинки и детали облика.

– Итак. В конце концов ты вернулся. – Адам Теслер посмотрел на Шипли в теле Порфирио. – И ты, мой верный Брут.

– Он с нами – не так ли, Шипли? – спросил Квебек.

– Вам не понять, – сказала Шипли.

– Я понимаю больше, чем вы себе представляете, – сказал Адам Теслер. С чашкой в руке он подошел к восточному окну. Утренний свет медленно стекал по шпилям, сотни окон ослепительно блистали. Город внизу все еще окутывала тьма. – Мы не думали, что их будет так много; мы не имели ни малейшего представления о масштабах работ там, на астероидах. Вы заслуживаете победы. Вы доказали свою доблесть в самых суровых экологических нишах. Вы действительно то новое человечество, за которое себя выдаете. А ты все-таки мой законный наследник. – Адам Теслер наклонил край фарфоровой чашки в сторону Туссена. – Ты в курсе? Он представился?

– Я знаю все, – сказал Туссен.

– Сомневаюсь.

Хуэнь/Тешейра перешел на другую сторону президентского стола и призвал на экраны зернистые, передержанные снимки со спутников. Война в космосе. Ленты разорванной изоляционной фольги и кабели, колышущиеся на солнечном ветру сквозь сверкающую туманность из капелек расплавленной стали. Погибшие в вакууме, летящие в одиночестве по унылым похоронным орбитам. Жилые сферы, похожие на глазные яблоки, наполовину превратившиеся в пузырящийся шлак после ударов текторным оружием. Длинный остов «хлопушки», аккуратно разломанный надвое; половинки кувыркались прочь друг от друга.

– Все не так страшно, как кажется. Все намного лучше. – Хуэнь/Тешейра интерпретировал картинки. – Огневой рубеж поглотил большую часть атаки, по основной части флота попаданий нет. Первая волна приманок, дронов и боеголовок уничтожена на восемьдесят шесть процентов. Основные потери флота на данный момент: отладили «Сьюзи Кью», но «Хайле Селассие» и «Майкл Коллинз» мертвы, а «Малкольм Икс» искалечен и неуправляем. Я получаю разрозненные сведения. Жертв может быть больше. Орбитальное командование переходит на автоматическую оборону, прикрывая отступление. Основной флот находится в трехстах двадцати секундах от заслона пикетчиков. «Маркус Гарви» – он все еще с нами! – передает следующее: «Серьезного сопротивления не предвидится. Вторая волна: юниты третьего класса и ниже атакуют автоматизированные системы. Процедура стыковки запущена, сближение всего флота с производственным комплексом через четыре тысячи восемьсот секунд».

– Почему ты не радуешься? – спросил Адам Теслер, размышляя о восходе Дня мертвых. – Ты одержал великую победу.

– Почему ты не сдаешься? – парировал Квебек. – Обратись к нашему флоту. Проиграй с достоинством.

– Это что еще за спектакль – «Отпусти мой народ»? Ты слишком хорошо меня знаешь для такого, Квебек. Туссен…

Он помнит, мать его за ногу, помнит. Имя. Это всегда был удар прямо в сердце.

– Твоя адвокатесса-золотоискательница из Города утопленников оказалась куда лучше, чем я предполагал. Она пытается заключить сделку по защите своей клиентки, моей бывшей сотрудницы. Похоже, эпизод с промышленным шпионажем, о котором, как я думал, все забыли, принес плоды благодаря моему собственному Дому смерти, обернувшемуся против меня. Просто невероятно, однако мои экспертные системы советуют сделать именно то, о чем вы просите – сдаться, признать узурпаторов, отпустить народ. Но я не собираюсь этого делать. Я сражусь с твоей подругой, Туссен, одержу победу и прикончу ее.

Все вздрогнули от звона осколков: Адам Теслер раздавил свою фарфоровую чашку.

– Дурак, – сказала Шипли с неприкрытым отвращением. – Эгоистичный дурак.

– Нет, – сказал Туссен. – Мой отец не дурак. Одинокий, напуганный, боящийся остаться в одиночестве, но только не дурак. Если тебе нравится, когда тебя называют Богом, тогда я буду называть тебя Богом; ты сильнее всех прочих людей приблизился к божественности с точки зрения жизни, смерти и творения. Ты создал свой святой народ, свой Новый Иерусалим воскрешенных, но ты боишься, что, подобно Адаму и Еве в Райском саду, они отвернутся от тебя. Ты не веришь, что они способны тебя любить,