Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я бы мог подарить тебе два или три. В конце концов, ты днями и ночами со мной, и мне нужно отблагодарить тебя за труды.
– Быть рядом с вами – именно то, чего бы мне так хотелось, милорд. Вы же знаете...
Предательские слезы навернулись на глаза и блестели бриллиантами в свете свечей всё то время, пока совсем не ко времени заглянувший в каюту помощник капитана не прошёл медленно и важно к столу, не поставил на него миски с дымящейся едой, не обменялся со Стернсом кучей штатных фраз о его самочувствии и степени прожарки мяса, а также солёности отварного картофеля, и не проплыл всё так же важно мимо окончательно загрустившей девушки в сторону двери, а потом и обратно на палубу.
Рики шмыгнула носом.
– Хватит рыдать, – грубо выдал Стернс, выбирая картофель покрупнее. – Просишься ко мне на службу и ревёшь больше маленького ребёнка. По-твоему, мне такие нужны? – И снисходительно добавил, глядя, как девчушка пытается смахнуть с лица солёные капли, а те всё появляются и появляются, и даже не пытаются остановиться: – Иди лучше поешь, а то кости уже наружу торчат.
Рики улыбнулась, подошла к столу и получила в руки тёплую картофелину.
– Вкусно?
Девушка кивнула.
– Ты точно особенная, – выдохнул Стернс и сделал три больших глотка из кубка. – Она же пересолена.
Рики пожала плечами.
– Я и не заметила – так есть хочется. Вы, кстати, уже пол кувшина выхлест... выпили.
– И?
– Старик будет ругаться.
– А ты следишь за каждым налитым кубком?
– Так я считаю. Уже шестой пошёл.
Гай хмыкнул.
– Опять я что-то не так сказала?
Стернс протянул девушке ещё одну тёплую картофелину и ответил:
– Ты и правда не как все. Ещё ни одна баба столь настырно меня не домогалась.
Щёки опять порозовели, но в этот раз от возмущения, бившего через край, но Рики держалась и только страстно выпалила:
– Как вам не стыдно! Я только прошусь к вам на службу, а вы мне приписали невесть что…
– Ну, пусть будет: ещё ни одна баба столь настырно не просилась ко мне на службу, – булькнул вином Гай.
– А можно, я ещё раз попрошусь? – затаив дыхание, вновь испытывала судьбу Рики. – Вот вы хотели завалить меня платьями, так знайте, они мне совсем не нужны. Ни бархат, ни шелка – дарите их вашей невесте. А меня просто возьмите к себе в Торренхолл. Сами знаете, спать я могу на полу, ем мало и говорить обещаю не много. Могу вообще молчать, если попросите.
Гай чуть не поперхнулся.
– Ещё и молчать будешь? – с иронией в голосе переспросил он. – Тогда вообще в тебе смысла не вижу.
– Как же, не видите! – пошла в атаку девушка. – А несколькими днями ранее говорили своим людям, что я теперь ваша тень. Теней не прогоняют – они намертво привязаны к хозяину.
– Не перевирай. Пока эта мерзкая тварь носит голову на плечах – ты со мной. А как окажемся в Нолфорте, я сразу отправлю его на плаху. Вот только позволю Дагорму провести над ним пару опытов – и на плаху.
– А если окажется, что Сэм вам будет нужен живым?
– Этого не случится никогда.
– А если старикашка вас в этом убедит?
– Что бы он ни болтал, решаю я.
– А если…
– Может, уже хватит этих «если»?
Рики прикусила язык и тихонько пробормотала, сверля взглядом деревянный пол и стёртые носы своих сапог:
– Я просто цеплялась за последнюю возможность. Мы вернёмся в Нолфорт, мой брат утащит меня обратно в деревню или, чего хуже, задумает выдать замуж…
– Последнее, на мой взгляд, было бы правильным решением. В чём ещё предназначение женщин, как не в том, чтобы угождать мужу и рожать ему детей?
– И вы туда же! Может, для кого-то такая судьба и есть самая лучшая, но мне хотелось бы пожить в шуме городских улиц, а не в смертельной деревенской тишине. Хотелось бы узнать, с каким свистом летят стрелы и как пахнет порох. Хотелось бы быть вам полезной. И меньше всего хотелось бы быть тенью нелюбимого мужа…
– А моей тенью ты быть, значит, согласна?
– Вы же мне не муж.
– Да уж такое и в самом страшном сне не приснится.
Рики снесла оскорбление молча, головы не подняла и только шмыгнула носом ещё раз, окончательно расквасившись и даже не пытаясь, как раньше, сдерживать слёзы. Когда хлюпанье повторилось не раз и не два, а на обшарпанные сапоги упало несколько капель, Гай приподнялся в кресле, подался вперёд, схватил Рики за руку и притянул к себе.
– Ну, хватит, – грубым и одновременно виноватым голосом пробормотал он. – Перестань. На самом деле ты милая девчушка, добрая и открытая, и, если бы не ты, я бы не сидел сейчас здесь вот так, не пил бы вино и не хамил бы тем, кто слабее меня и никогда не сможет ответить мне на равных.
Его рука была такой сильной, что Рики было не вырваться. Стоять на ногах было невозможно, и выхода было только два: падать в объятия Стернса или быстренько присесть на ручку кресла, в котором он сидел. Рики выбрала второе, вытерла слёзы и шмыгнула красным носом ещё раз.
– Вы правда так думаете? – шёпотом спросила девушка, не решаясь смотреть на Гайларда.
– Да. И я уверен, когда-нибудь найдётся человек, который скажет тебе гораздо больше. О том, что ты красивая и нежная, и что он теряет голову всякий раз, когда слышит твой голос и видит твоё милое личико. А потом он поцелует тебя в губы, прижмёт к себе сильно и никогда и никуда уже не отпустит.
Рики улыбнулась, а в глазах опять блеснули слёзы.
– Снова ревёшь?
– Это всё от ваших слов. Вы так красиво сказали, что мне даже не верится, что такое может случиться со мной.
– Обязательно случится. И ты будешь всей его жизнью, а не безмолвной тенью.
– Это похоже на сказку…
– Сказка может стать явью.
Рики подняла голову.
Впервые она видела Стернса таким: черты его лица разгладились, взгляд стал мягким, а глаза блестели так, что впору было заподозрить лихорадку. Впрочем, Рики тут же вспомнила о выпитой половине кувшина, и блеску нашлось логичное оправдание.
– Я знаю, – романтично улыбнулась девушка, – что явью эта сказка никогда не станет, как бы вы ни старались меня утешить. Но мечтать не перестану. Обо всём том, что вы сейчас сказали. О том, как кто-то может из-за меня потерять голову, как может обнять и прижать к себе и никогда не отпускать. И о первом поцелуе, сладком, как мёд… Всё это так красиво!
– Даже чересчур красиво, – повторил Гай и коснулся пальцами лица Рики.
От неожиданности та дёрнулась.
– Ты дрожишь, – сказал Стернс, глядя, как оголённые до локтя руки девушки покрылись мурашками.