— Так не знаешь, где они? — с ледяной яростью зашипел Марк. — Не знаешь?

— Нет, — простонал Ульмар, энергично тряся головой.

Жека как загипнотизированный смотрел, как молоток опустился в третий раз — теперь острым концом набалдашника. Ульмар выгнулся дугой и закричал что-то по-узбекски. Его перебитый безымянный палец неестественно отставал от начавшей раздуваться синевой окровавленной руки. А из-под рассеченной кожи были видны осколки костей.

— Так знаешь или не знаешь, а? — разбрызгивая слюну, заорал Марк. — Или не хочешь говорить? В партизанов собрался играть? Или скажешь, или убью, блядь, этим молотком!

— I can’t get these memories out of my mind, and some kind of madness has started to evolve[37], — сладко пел по радио Мэттью Беллами.

Снова крик. Ульмар брызнул на стол кровью из прокушенной губы.

— Будешь отвечать, сука? Или мне тебе гвоздь в голову заколотить?

— I tried so hard to let to go, but some kind of madness is swallowing me whole, yeah…[38]

Опять удар молотка, треснувшим под ногой сучком хруст костей, опять крик.

Наверное, Ульмар точно ничего не знает. Иначе бы уже сказал. Жека смотрел на вмятину, оставленную бойком молотка в столешнице. Все происходящее напомнило ему «Man On Fire» Тони Скотта — сцены, когда герой Вашингтона пытает своих врагов.

Марк повалил вдруг страшно и как-то по-женски завизжавшего Ульмара на пол, ударил снова. Молоток опять попал узбеку в руку, на этот раз здоровую, но только потому, что он защищал ей лицо.

Ульмар кричал и пытался вырваться. Марк тоже что-то кричал, прижимая его к полу и держа молоток над головой. Беллами пел: «Our is it just madness keeping us afloat?»[39]. По спине Жеки побежали мурашки. Он с ужасом вдруг почувствовал, что сейчас станет свидетелем убийства.

— Папа! Папа! Оставь его! — внезапно выскочила из-за ширмы, по дороге опрокинув ее, какая-то девушка.

Она бросилась к Марку, схватила его за занесенную руку с молотком и, рыдая, прокричала:

— Я знаю! Я скажу! Отпусти его!

Молодая узбечка. Черные волосы заплетены в косички. Одета в джинсы и кофту с якорем. Наверное, красивая, если бы левая половина лица не была залита багрового цвета свежим кровоподтеком.

— Говори! — сказал ей Новопашин, продолжая держать молоток над затихшим Ульмаром.

— Где Темир — не знаю, — ухватившись за рукоятку молотка, произнесла девушка. — Знаю, где Эргаш-джан… Уехал к друзьям своим. У них прячется. Его вчера чуть не убили.

— Кто? — не понял Новопашин.

— Эргаш. Он нам подойдет, — не отлипая от стены, сказал Жека.

— Телефон его у тебя есть? — спросил Марк.

Девушка замотала головой.

— Он симку выкинул, испугался. Новый номер его не знаю.

Марк дернул на себя молоток, девушка вскрикнула, выпустив его.

— Эргаш сказал, что, если он будет нужен, он пока поживет у брата двоюродного. Его Турсунмурадом зовут. Толиком по-вашему. Он бригадир на стройке.

— Что за стройка?

— Дом такой маленький, но большой. Много этажей. Возле железной дороги. Рядом «О’Кей».

— Что за «О’Кей»? Их много!

— Который видно, когда на самолет едешь.

— На Пулковском шоссе, — догадался Жека. — Там полно стройплощадок.

— Замучаемся ведь искать… А телефон этого Толика знаешь?

— Нет. Но вы найдете его. Он такой высокий, красивый. Бригадир.

Марк отпустил Ульмара, который остался лежать на полу, поднялся. Дочь, рыдая, обхватила тело стонущего отца, осторожно прижала к своим губам его изувеченную руку. Смотреть на это Жеке было как-то не по себе.

— Может, с собой ее возьмем? — спросил Марк. — Для гарантии.

— Нет, — ответил Жека, — не надо. Стокгольмский синдром и все такое.

— Темира искали уже. Приходили час назад, — не оборачиваясь к ним, произнесла вдруг узбечка.

— Кто искал? — вырвалось у Жеки.

— Кавказец какой-то. Злой. Всё пальцы в рот себе совал. Отец ему ничего не сказал, тогда он начал меня бить, — с каким-то вызовом девушка повернулась к ним заплывающим лицом.

Досталось сегодня их семейке, подумал Жека.

— И что? Рассказали?

— Да, про Эргаш-джана.

Жека переглянулся с Марком.

— Поехали быстрее! — сказал тот, бросив на пол окровавленный молоток.

От глухого стука упавшего на линолеум молотка Ульмар вздрогнул.

Марк и Жека вышли из комнаты, оставив ворочаться искалеченного узбека в объятиях дочери, и стали спускаться по лестнице. Покатилась попавшая Марку под ногу оранжевая пластиковая бутылка из-под «Фанты».

— Что было бы, если вместо молотка там лежала бы пила? — спросил Жека у его спины. — Или дрель?

Новопашин не ответил.

— И что, действительно бы убил?

— Ты даже не сомневайся, — не оглядываясь на него, произнес Марк.

— Эй, «пэтэушник»! — окликнули Жеку, когда они оказались на улице.

Жека обернулся. Токарь-буддист с арматурным лицом смотрел на него.

— В ученики ко мне пойдешь?

— Давай, — сказал Жеке Марк. — Будешь гонять мастера за пивом да деньгу зашибать.

* * *

— Дерьмоебищные пенисы! Залупокусаки!

Обсуждение договора с заказчиком не задалось.

— Работа в стадии проекта, а они хотят, чтобы мы ее уже делали! Когда будет готова вся документация? А когда мы за работу деньги получим? Ума как у ракушек! Пусть других дураков ищут, канделябры блядские!

Свое возмущение сидевший на заднем сиденье «BMW X6» генеральный уже несколько минут подряд выказывал при помощи непарламентских выражений. Водитель Антон, чуть улыбаясь, поглядывал на молчавшую Настю, которая сидела спереди. Та поморщилась и, протянув руку, сделала громче радио. «Достал?» — одними глазами спросил у нее Антон. Девушка не ответила. По радио хрипло пел про свою тяжелую долю какой-то шансонье. Слушать его, по крайней мере — Насте, тоже было не сахар. Когда песня, наконец, кончилась, по радио поставили джингл, а потом ди-джей пообещал свежий выпуск новостей. Жизнерадостным голосом, быстро, словно была в спидах, затараторила ведущая. Второй новостью шли вести о том, что срываются сроки сдачи объекта, на котором работала их фирма. Срываются не по их вине и не в первый раз, но почему-то сейчас это вызывало нездоровый ажиотаж у общественности.