— Выключи! — сказал сзади генеральный.

Антон нашел кнопку управления магнитолой на руле, но Настя перехватила его руку.

— Разгорается скандал в Русской Православной Церкви! — все также весело объявила ведущая новостей. — Сегодня утром на некоторых ресурсах Рунета был размещен видеоролик с вызывающим названием — настолько вызывающим, что его нельзя произнести в эфире. Ролик представляет из себя запись со скрытой видеокамеры, на которой запечатлено, как один из высших функционеров РПЦ, — голос ведущей стал томным, — вступает в, так сказать, греховные отношения сразу с тремя девушками легкого поведения. Ряд политиков неодобрительно высказался о произошедшем. Отдел внешних церковных связей отказывается комментировать сложившуюся ситуацию, отметив, однако, возможность черного «пиара» со стороны неназванных сторон…

Антон, крутанув баранку, хохотнул:

— Да чего им! Объявили бы, что все это — происки Сатаны! Делов-то. И что все… — он покосился на Настю. — …Все вагины в ролике — православные. Тоже мне…

— Мы будем следить за развитием ситуации, — пообещала ведущая и заговорила о вчерашнем теракте на Ближнем Востоке, и Настя выключила радио.

— Пообедать бы надо, — произнес сзади генеральный. — Что у нас тут поблизости есть?

— Тут неподалеку местечко одно, — с готовностью откликнулся Антон. — «Самба-суши» называется…

— Ты девочек своих там тухлой рыбой будешь кормить! — отрезал генеральный.

— Зачем вы так, Филипп Юрьевич, — обиделся водитель. — У них там и европейская кухня, и итальянская есть. Пиццу вкусную готовят. У меня мама ее любит очень.

— Ну, разве что мама, — проворчал генеральный. — Давай подскочим туда, возьмешь навынос какую-нибудь. Настю закинем в офис и рванем на Ваську. Пока едем, я пожру.

Водитель развернулся на ближайшем перекрестке, выскочил на Фонтанку. Впереди были Аничков мост, профиль Наполеона в промежности одного из четырех бронзовых коней Клодта и «Mishka bar», куда Настя пару раз выбиралась потанцевать.

— А какую пиццу брать? — спросил Антон, когда они остановились у заведения с остроносой рыбиной на цветной вывеске.

— На твой вкус, — ответил Филипп Юрьевич. — То есть — на вкус твоей мамы. Главное — чтобы не пронесло потом. И без этих кракенов и осьминогов потыканных, понял?

— Понял… Настён, а тебе сет каких-нибудь сушек взять?

— Спасибо, не хочу, — ответила девушка.

— Иди уже! — сказал генеральный водителю.

Антон проверил кошелек, выскочил из машины и исчез за дверью бара.

— Ты что такая сегодня? — спросил Филипп Юрьевич у дочери и замолчал, подбирая слово. — Потухшая…

Настя пожала плечами. Давление, которое она с трудом сдерживала все утро, успешно пряталось за маской полного спокойствия. Как будто ей вкатили лошадиную дозу анестезии.

— Понедельник ведь, огромный день, устала. Еще и не выспалась.

— Чем занималась на выходных? — поинтересовался ее отец. Его лицо оживилось. — Если, конечно, мне надо это знать…

— Танцевала, шашлыки ела, деньги жгла. Письмо тебе писала.

— Письмо? — удивленно переспросил отец. — Какое письмо? Зачем?

— Тебе будет интересно… Почту ведь, наверняка, не смотрел.

— Покажи… С телефона ведь можно зайти, да? Помоги-ка…

Настя взяла протянутый отцом айфон, несколькими касаниями зашла в электронную почту, потом вернула гаджет на заднее сиденье.

— Нажимай кнопку с треугольником, — сказала она, наблюдая за отцом в зеркало.

— Ты совсем уж безграмотным тупнем меня не считай, — произнес Филипп Юрьевич, тыча пальцем в экран.

Для большего эффекта хорошо бы было обставить все как в фильмах про Дракулу — зал с камином в замке, тяжелые шторы с ламбрекенами, молнии за окном. Ладно, и так сработает…

Из динамика айфона послышалась музыка, перебиваемая женским смехом.

— Нет, иди ты лучше, — донесся степенный мужской голос, — да-да, ты. Сразу с двумя хочешь?

Настя увидела, какими огненными стали глаза отца, смотревшего в стиснутый напряженными пальцами — вот-вот раздавит — айфон.

— Иди сюда, — раздался звук шлепка. — Какая малышка! Сейчас мы тебя в два смычка уделаем. Фил, ты куда хочешь начать?

— Не знаю. Пусть пососет сначала, — услышала Настя голос отца.

— Точно! Становись на колени… Ну, скрестим шпаги что ли, дружище!

Отец Насти ткнул дрожащим пальцем в айфон, останавливая видео.

— С-с-с-сука, — просипел он, задыхаясь от бешенства. — Все-таки достала меня этой записью. С того света — но достала!

— Ты ее убил? — спросила Настя, ловя реакцию отца в зеркале.

— Блядь! Да ее мало убить было! Живот вспороть и кишки на руку наматывать! — Филипп Юрьевич встретился взглядом с дочерью. Еще сильнее блеснули его глаза. — Как к тебе это попало?

— Да неважно, — ответила Настя. — Важно, куда это от меня может попасть. Понимаешь?

— Что? — прищурился ее отец.

— Что значит «что»? — удивилась Настя. — Видео, на котором ты с руководителем комитета на пару трахаете девушку. Третесь своими яйцами друг о дружку. Зачем одну-то? Там же вторая была, свободная. Которая, кстати, это все и сняла. Оператор, так сказать. Да ладно, руководитель комитета — это мелочи. Я до конца досмотрела эти ваши шалости. Видела, кто там и в каком виде приходит. Помнишь, наверное? Цари — а все туда же… Что, даже ручки задрожали, папа?

Филипп Юрьевич хотел было что-то сказать, но только как рыба молча разевал рот. Вид у него был бы комичный, если бы не страшная, побелевшая от ярости физиономия. Скулы заострились, губы побледнели, яростные глаза почти выкатились из орбит — такого его Настя еще не видела. Бледность и как бы мелкая судорога не покидали его лицо. Насте захотелось открыть дверь машины и выскочить на улицу, подальше от будто бы испытывающего трансформацию отца. Но она собрала волю в кулак и, обливаясь потом, осталась сидеть на месте. Сказала, стараясь казаться спокойной (такой Клинт Иствуд в юбке), хотя внутри все тряслось:

— Тут есть три варианта. Первый — я отсылаю это видео в прессу. Я думаю, там в это вцепятся как волки и будут рвать вас на куски. Слышал, какой шум поднялся из-за священника? Ноги все оттуда же, я так понимаю. А если выложить на Ютюб, скандал с Моникой и Биллом всем покажется цветочками. Учитывая, что девушку, снявшую видео, убили. Второй вариант — пересылаю файл тому, кто там к вам зашел на огонек. От твоего имени, с угрозами шантажа. По-старинке, винтажно так, знаешь. Сколько ты проживешь после этого? Думаешь, что-то сможешь доказать, когда там узнают о существовании такой записи? Человек-то серьезный. Ему есть, что терять.

— С-с-с-сука, — повторил Филипп Юрьевич. Он казался потрясенным ужасно, был бледен и весь дрожал.