Человек таков, каков он есть, каким был, каким будет. А что такое произведения искусства?

Позвольте рассказать вам одну историю.

Наша семья веками жила в Монце, городке недалеко от Милана. Однажды мать решила отвезти нас, детей, в город, чтобы показать картины в знаменитой галерее Брера. Куда бы мама ни выходила из дому, ее всегда сопровождала наша старая служанка, тетушка Нанина. Она никогда не бывала в картинной галерее и, наверное, даже не мечтала об этом. Такие места предназначались для людей богатых, которые умеют читать и писать, которые целыми днями рассуждают об искусстве. Так вот, в галерее наша тетушка Нанина неожиданно почувствовала себя как дома, среди всех этих Мадонн и Святых семейств. У нее оказалось дел по горло – она постоянно крестилась, падала на колени, потом поднималась, бормотала молитвы. Показались ли ей эти картины прекрасными? О да, но мы, итальянцы это слово – «bello» – произносим четыреста раз на дню. Для нее в этих картинах заключалось нечто более важное, чем красота. Они были наполнены силой.

– Что вы под этим подразумеваете, маэстро?

– Там висело изображение Богородицы. Один раз наша семья – ее семья! – переплывала озеро Комо в маленькой лодке. Неожиданно налетела буря. Мы бы наверняка утонули. Кто молился безостановочно, как работает динамо-машина океанского лайнера? Наша тетушка Нанина! И Матерь Божья разогнала тучи и довела нашу лодчонку до берега своими святыми руками. Вот что такое сила! Там были еще картины со святым Иосифом. Мне уже исполнилось семь лет, и я как-то раз подавился рыбной косточкой, стал синеть и задыхаться, но святой Иосиф вытащил кость из моего горла. Тетушка Нанина не сомневалась в силе этих высоких особ ни единого дня в своей жизни, как и моя мать, дядька, а также моя жена и дочери до сих пор.

Я не верю в Бога, но верю во всех этих выдающихся мужчин и женщин – в Марию из Назарета и ее семью, – каждый из которых сейчас уже превратился в горсть праха, как миллиарды других умерших мужчин и женщин. Однако их изображения – это величайшее достижение человечества.

Вам уже довелось бывать в этой комнате. Оглядитесь вокруг. Что вы видите?

– Вашу коллекцию, маэстро. Статуи, картины…

– Я не верю в Бога, но люблю богов. Каждая из этих фигур и картин создана для того, чтобы явить ту силу. Нет, даже больше – для того, чтобы передать нам ту силу. Каждое произведение в этой комнате было в свое время объектом поклонения, объектом, вызывавшим страх или любовь. В большинстве случаев все три эмоции сливались в одну. Собранное здесь никогда не служило частью декоративной отделки. Вот это из Мексики… А это Великие близнецы. Почти три тысячи лет они пролежали на морском дне после кораблекрушения. Моряки обращали к ним мольбы в последний момент… Вот это африканская маска, которую надевали, чтобы в пляске вымолить победу над врагом или чтобы небо послало дождь. Тут есть резная гемма. Поднесите к свету. На ней изображен Меркурий, или Гермес Психопомп, проводник душ у греков. Он ведет за собой душу женщины на поля Благословения. Красиво?

– Да.

– Ощущаете в ней силу?

Роджер опустил глаза на гемму и помолчал.

– Да.

– А это видите? Головка из кхмерского храмового комплекса Ангкор-ват. Наполовину прикрытые глаза, всегдашняя легкая улыбка…

– Это Будда, – отрывисто сказал Роджер.

– Кто может сосчитать, сколько молитв было обращено к богам, которых вообще не существовало? Человечество само создавало источники поддержки, откуда черпало ее, когда получить помощь откуда-то еще было невозможно. Точно так же дела обстояли и с утешением. И все же подобные произведения единственные достойные продукты культуры.

Берегите святое искусство

И священные песни.

В мире нет ничего

Вечного!

Раздался стук в дверь. Маэстро попросили к телефону. Повернувшись спиной к коллекции, Роджер подошел к окну, за которым огнями светился город, и сказал себе: «Маэстро что-то пропустил, что-то забыл, и я это найду, должен найти!»

По воскресеньям Роджер ходил в церковь, где пела сестра. После службы они обедали в немецком ресторане «Альт Гейдельберг», а остаток дня проводили за городом вместе с маленьким Джованнино, который подавал надежды, что к июлю, когда ему исполнится девять месяцев, пойдет и заговорит по-итальянски. Он жил в окружении обожавших его женщин, и поэтому относился к своему дяде с громким одобрением. Судя по всему, малышом владела идея, что научить ходить мужчину может только другой мужчина. В день он проползал миль десять, и создавалось впечатление, что это ему начинало надоедать.

Воскресный обед в «Альт Гейдельберге» (июнь 1905 г.)

– Мои наряды? Я ведь пиратствую. У нас в клубе живет девушка, которая продает платья в «Тауни и Каррузерс». Она делает вид, что не знакома со мной, только: «Да, мадам», «Нет, мадам». Я ворую идеи фасонов, а дома мы с ней шьем по ним платья. Материя, конечно, чудовищно дорогая, но нам известно, где можно достать фабричный брак. И очень веселимся. Мы помогаем одеваться нашим соседкам по клубу, а они помогают нам. Роджер, одинокой женщине нужно иметь хорошую голову на плечах, чтобы выжить. (У него тут же возникла тема для еще одной статьи: «Вам письмо, мисс Спенсер».)

Роджер, иногда мне кажется, что я сойду с ума, потому что не знаю абсолютно ничего. Мне хочется выучить все языки, которые есть в мире. Хочется узнать, о чем думали женщины тысячу лет назад, и что такое электричество, и как работает телефон, а также все о деньгах и банках. Я не понимаю, почему отец не отправил нас в более приличные школы. Кто только не приглашает меня на чай или поужинать, но я отказываюсь, говорю, что у меня болит горло. А сама остаюсь дома и читаю. Даже когда мы шьем платья, одна из девочек читает нам вслух. Вчера мы все, восемь человек, собрались в моей каморке, работали до полуночи и читали по очереди «Письма английской леди из Турции». А ты что читаешь?

Другое воскресенье (июль)

– О да. Я пою в опере, но не очень люблю это дело. Большинство оперных героинь такие гусыни! По-настоящему я – концертная певица, или певица для исполнения ораторий. Но я пою оперу, чтобы заработать денег.

– Ты можешь петь что угодно, и все равно заработаешь достаточно денег. Зачем тебе зарабатывать еще больше?

Лили с удивлением посмотрела на него.

– Как – зачем? Для детей, конечно.

– Твой муж будет обеспечивать детей, разве не так?