так, словно недочищенная редька! О, вы, городские люди, которым неизвестно, что такое океан! Ты знаешь, откуда я приехала?

– Да.

– Наверняка не все, поэтому расскажу. Я родилась на острове, который лежит в океане рядом с Джорджией. Там только вареные креветки такого цвета, как ты. В Чикаго солнце тоже жаркое, но какое-то ненастоящее, в нем нет соленого привкуса. Ты, несчастная маленькая пресноводная козявка!

– Ты меня задушишь, Лаурадель…

– Вкус – вот еще! Ты только представь: никто в мире не занимается любовью сто дней! Ты меня слышишь? Представь. Просто сделай приятное большой Лаурадель. И вот люди начинают ползать по улицам, словно позвоночники у них превратились в желе. Даже дети перестают скакать через веревочку. Захожу в лавку и прошу пару туфель, а продавец говорит: «Пару туфель, мэм? Ах да, туфли… Сейчас посмотрю, есть ли у нас туфли». Представь, какие глаза будут у людей – как дырки, которые выжигают в бумаге. Птицы будут падать с деревьев, не смогут взмахнуть крыльями. Деревья поникнут, как старые вдовы с кучей женских проблем. Тут Господь встрепенется, глянет вниз и скажет: «Что там происходит? Это надо остановить! Я больше не хочу, чтобы мистер Трент совался сюда со своим вкусом».

Роджер соскользнул с кровати и, встав на колени, попытался ее обнять, но она со смехом надменно отталкивала его.

– «А ну, займитесь любовью, сукины дети, иначе мир опять покроется льдом!» Вот о чем я пою. Теперь тебе понятно?

– Лаурадель, ты большая, как дом!

– Так что не путай меня: вульгарное – невульгарное, – потому что ты сам этого не знаешь, а я знаю.

Продолжая смеяться, она ногой прижала его голову к полу.

– Убери от меня руки, ты, маленький газетчик! Даже не знаю, что я нашла в тебе, в розовой бородавке.

– Можешь колотить меня как заблагорассудится.

– Ладно, залезай в постель и не строй из себя дурака на моем ковре, а то еще ногу занозишь… Я рассказывала, через что мне пришлось пройти, да?

– Да, рассказывала.

– Если человек пройдет через все это и останется жив, значит, понимает, что к чему.

– Расскажи лучше про своего деда Демуса.

– Нет, я еще не все твои кости обглодала.

– Что я еще сделал не так, Лаурадель?

– Мистер Трент – в смысле, мистер Фрэзиер, – вы оскорбили меня до глубины души: даже не знаю, когда приду в себя от этого, – и вы понимаете, что вам это удалось. Вы вернули мне пальто, которое я отправила вам. Так достойные и приличные люди не поступают.

– Лаурадель!

– Можешь твердить «Лаурадель» сколько угодно! Ты просто не любишь меня.

– Прости, но я такой, какой есть.

– Когда люди любят друг друга, деньги не имеют значения. Любовь убивает деньги. Я люблю отдавать, мистер Трент. Был бы у меня миллион долларов, я бы подарила тебе… шнурки для ботинок. Ты вернул мне пальто, хотя одет плохо: выглядишь хуже, чем старый… ворон.

– Не плачь, Лаурадель. Пожалуйста, не плачь.

– Ты преподнес мне подарок: настоящий пригласительный билет на похороны Авраама Линкольна.

– Я же его не покупал. Мне его подарила одна леди: в знак благодарности за статью в газете.

– Но ты отдал его мне, отдал от чистого сердца…

– Не надо плакать, Лаурадель. Мы все такие, какие есть.

– Ну…

– А сейчас мне нужно поспать. Рано утром я должен быть в муниципалитете. Спой-ка лучше мне колыбельную.

– Что же тебе спеть, мальчуган? Хочешь «Иногда мне плохо, как ребенку, потерявшему мать»?

– Нет, только не эту.

– Тогда ту, которую еще ни разу не пела тебе. Она на языке моего народа на острове в океане. О том, зачем Бог создал раковины.

Руби

– Что ты там шепчешь себе под нос, Руби?

– Спи, Трент. Я читаю Книгу Лотоса.

– Я не хочу спать: хочу держать тебя за руку и слушать твой голос.

– Тшш…

– Что за новая вывеска у тебя над дверями, Руби?

– Я сменила имя и поменяла название магазина. Давно хотела это сделать – уже в течение двух лет, – но пришлось подождать, пока дела наладятся. Завтра для меня очень важный день, Трент. И пожалуйста, очень прошу: больше никогда не называй меня Руби. Теперь мое имя – Идзуми.

Целуя ей кончики пальцев, он повторил:

– Идзуми… Идзуми…

Легким движением она накинула на плечи невесомый халат, выскользнула из постели, опустилась на колени и склонила голову в церемонном поклоне.

– Ты первый, кто назвал меня новым именем.

– А что оно означает?

– Трент, ты когда-нибудь слышал, что некоторые верят, будто у человека несколько жизней? Что он рождается множество раз?

– Столько, сколько песчинок на дне реки Ганг.

– Трент!

– И что мы либо поднимаемся вверх по лестнице к порогу, за которым вечное блаженство, либо падаем вниз, увлекая за собой и других к основанию лестницы.

– Трент!

– Мы можем стать почти Буддой (не помню, правда, как мы тогда будем называться).

Она приложила два пальца к его губам.

– Высокородная Идзуми была поэтессой, писала прекрасные стихи и почитала Книгу лотоса и благодаря этому стала бодисатвой.

– Ты и правда веришь, что люди возрождаются вновь и вновь?

Девушка опять приложила палец к его губам.

– Этот мир мы называем Пылающим домом.

– Как?

– Мы рождаемся вновь и вновь в надежде, что когда-нибудь все-таки сумеем из него вырваться.

– Ты занимаешь высокое место на этой лестнице, Идзуми.

Она резко выпрямилась, словно ее обидели, потом все же легла рядом, но спиной к нему.

– Как вы определяете, высоко человек находится на лестнице или где-то внизу? Это зависит от того, хороший он или нет?

– Не говори «хороший». Говори «свободный». Я стою в самом низу лестницы, Трент.

– Ты?

– Да, тяжкий груз удерживает меня внизу.

– Не может быть! Скажи мне, что это!

Сжав левую руку в кулак, она прижала костяшки пальцев к груди.

– Здесь! У меня огромная язва здесь.

– Руби… прости, Идзуми?

– Тяжкий груз. И не один. Это гнев. Это злоба. Я не могу простить тех, кто старался быть добрым ко мне. Они этим давили на меня. Почему я злюсь на них? Потому что они ничего не понимали. Это были христиане! О, этот их Пылающий дом! Чтобы сделать им приятное, я стала отвратительной, неестественной, маленькой притворщицей. Они украли у меня детство, отрочество. Ты видишь, в какой я ярости? Давай спи, Трент. Я должна читать Книгу Лотоса.

– Что еще тянет тебя вниз, Идзуми?

Она опять отвернулась и прошептала:

– Ты.

– Нет! – Роджер схватил ее за руку. – Скажи, что это неправда.

Девушка приподнялась на локте.

– Ты занимаешь высокое место на этой лестнице, Трент.