— О господи, — разозлилась я, — кто это здесьговорил о лицемерии? Да ты мне до сих пор простить не можешь, что я тебекогда-то жизнь спасла. Еще бы, ты у нас крутой…

— Я не мог простить? Что ты лепишь? Да я как последнийдурак ждал, когда ты соизволишь обратить на меня внимание. Сидел вечерами натвоей кухне, чтоб только тебя увидеть, и что? Ты презрительно фыркала и уходилав свою комнату. Доброго слова мне ни разу не сказала. Да ты меня по имени н тоне назвала…

— Николай Петрович — это что, не имя?

— Заткнись. Ты терпеть меня не могла, за что? Что ятебе сделал?

— У тебя еще совести хватает спрашивать? Ты сам знаешь…

— Знаю. Ты умудрилась довести меня до бешенства.Конечно, я тебе не пара. Кто я такой, черт возьми? Ты меня ненавидела только зато, что у меня были деньги, а у тебя нет, а ты не в состоянии выносить человека,который превосходит тебя хоть в чем-то, даже в такой ерунде.

— Деньги не ерунда, — заметила Светка. Голову сплеча Мелеха она убрала и с интересом следила за нашим разговором.

— Это ты так решил? — задыхаясь от возмущения,спросила я.

— Конечно. А ты решила по-другому?

— Да, я решила… Я решила, что ты сволочь. Ты комувкручиваешь, гад? Ты забыл… ненавижу…

— Вот-вот, у тебя по-другому не бывает. Ты упрямаядура, и тебя не свернешь. Ты никогда не уступишь, ты будешь стоять насмерть,черт тебя побери.

— А ты что хотел? Чтоб я у тебя в ногах валялась? Недождешься. Отчего бы тебе не оставить меня в покое?

— Я оставил тебя в покое на целых пять лет. Я дажеженился. Дважды. Тебе этого мало?

— Чего? — обалдела я.

— Почему бы тебе не зависнуть там, где ты была все этипять лет? Нет, ты являешься сюда, и все опять летит в тартарары.

— Ты имеешь в виду свой гениальный план?

— Я имею в виду… — Он внезапно замолчал, а черездвадцать секунд изрек:

— Лучше б меня пристрелили в тот день. По крайней мере,мы бы не встретились и все эти семь лет… Черт бы тебя побрал с твоим паскуднымхарактером.

— Оставь в покое мой характер.

— По-моему, Николай Петрович только что признался тебев любви, — вдруг изрекла Ольга, хотя ее никто и не спрашивал.

— Николай Петрович в любви? — захихикала я. —Да он слова-то такого не слышал. Хочешь знать, почему я тебя послала? —полезла я к Мелеху. — Потому что для таких, как ты, существуют толькособственные желания. Их капризы и их деньги. И больше ничего. Конечно, все, чтомы хотим, мы купим. Пачками. Баб-то уж точно. У меня паршивый характер, а утебя чистое золото. И если я не захотела быть сто восемнадцатой в твоем списке,мне следовало переломать все кости.

— А тебе непременно надо быть первой?

— Хуже. Единственной.

— И что мешает? — с трудом сдерживаясь, спросилон.

— Золотой характер. Твой.

— При чем здесь мой характер? Да я сотни раз пытался…

— Конечно. Ты пытался, ты лез ко мне с поцелуями, чтобычерез полчаса после этого лежать в одной постели со Светкой.

— Только не говори, что это тебя волнует.

— Речь сейчас не об этом. Для тебя не имеет значениято, что имеет значение для меня. И так было всегда. Ты и сейчас пудришь мнемозги, а она сидит рядом и только что убрала голову с твоего плеча.

— И тебе это не нравится?

— Да. Мне это не нравится. Доволен?

— Отлично, — сказал он, после чего перегнулся кпротивоположной двери, открыл ее и выпихнул ничего не понимающую Светку наасфальт, захлопнул дверь и помчался дальше. Все обалдело молчали, и я поначалутоже, а потом заорала:

— Ты что, спятил? Ты же… о господи… а если она… вернисьсейчас же.

— Что тебе опять не нравится, дорогая?

— Но я же…

— Ты чертова лицемерка. Я готов сделать для тебя все.Слышишь, все. А ты ничего и никогда. В этом вся разница.

— Боже мой… Хорошо, во всем виновата я. Только вернись.Мы не можем… да поворачивай ты…

Он развернулся. К тому времени, когда мы подъехали, Светкауже стояла на тротуаре, потирая ушибленное колено. Вид у нее был, скажем прямо…Заметив джип, она испуганно заковыляла в сторону, Мелех остановился, и мы, он ия, с двух сторон бросились к ней.

— Ты как? — спросила я.

— Нормально, — буркнула Светка, косясь на Мелеха.

— Ты это… — вздохнул он. — Ты ведь бистро хотелана Никитской. Так?

— Ну…

— Считай, оно твое.

— Да не надо мне ничего, — испуганно попятиласьСветка.

— Брось, я серьезно.

— Мелех, ты сволочь, — убежденно заявила я.

— Ладно, извини, — сказал он Светке, взял ее заруку и повел к машине.

— Не хочу я никуда ехать, — волновалась она.

— Почему не хочешь? — хмыкнула я. — Поезжай,раз зовут. Он же хороший, ты мне сама об этом говорила.

— В городе тебе оставаться нельзя, — убеждал ееМелех.

— Ага. Потому что это помешает его грандиознымзамыслам.

— Да иди ты к черту, — рявкнул он мне. — Иесли с тебя спустят шкуру, я буду только рад.

Тут дверь джипа открылась и Гоша робко спросил:

— Николай Петрович, ребята волнуются, спрашивают, чтослучилось. Мы уже третий раз площадь по кругу объезжаем.

— Все нормально, — отмахнулся он и перевел взглядна меня. — Ты едешь?

— Ага. Хочу посмотреть, чем все это кончится.

Вскоре мы покинули город и через полчаса оказались в деревнес симпатичным названием — Ягодное. Дом, к которому мы подъехали, выгляделобычным деревенским домом, с крепким забором и резным крыльцом. Джип бросили водворе и все вместе вошли в просторные сени.

— Обживайтесь, — кивнул Мелех.