Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жора написал стишок и отнес его в газету «Нижегородская коммуна»:
Вот сатаны изобретенье:
Нас вшам отдали на съеденье,
А мы не можем отомстить —
Вшу ни пожарить, ни сварить.
Стишок взяли, правда, заменили «сатану» на «беляков». Гонорар Жора и Елена поделили пополам и отправились в общественную баню.
Голые люди, пар, драка за место у горячего крана, матюки. Жора в первобытном ужасе смотрел на опухшие ноги и расчесанные спины.
Вдруг из сырого тумана выплыло бородатое лицо дяди Гриши.
— Ба, вот ты где! А я уж думал, ты пропал.
Жора был сам не свой от радости. Дядя Гриша сказал, что Нине удалось бежать: соседи слышали, как чекисты ругались из-за этого. Что приключилось со старой графиней, никто не знал.
— Завод наш национализировали, — вздохнул дядя Гриша, доставая из шайки распаренное мочало, и едва слышно добавил: — В Осинки теперь не сунешься. Как там Варвара с детьми справляется — ума не приложу.
— А где ты живешь?
— У Ефимки прячусь.
Дверь в мыльное отделение распахнулась, и на пороге появились люди в форме.
— Вот он! — крикнул кто-то, показывая на дядю Гришу.
Им даже не дали как следует одеться, в одних штанах вывели во двор. Стоявшие в кассу люди провожали их испуганными взглядами.
Из бани выскочила Елена — с красным лицом, с распущенными мокрыми волосами:
— Стойте! — кинулась она к грузовику.
— Эту тоже заберите, — приказал горбоносый, похожий на орла чекист.
Их затолкали в нагревшийся на солнце кузов.
— Зачем?! Зачем ты?!.. — кричал на Елену Жора.
Она уткнулась ему в плечо:
— Куда ты — туда и я.
Жора опять все испортил: обнимая плачущую Елену, показал чекистам свое слабое место. Когда он отказался назвать себя и дать показания на спекулянта и контрреволюционера Григория Купина, давно находящегося в розыске, охрана привела в кабинет Елену.
— Невеста, а? — усмехнулся следователь. — Ну что ж, гражданин аноним, давайте все с начала: как вас зовут и в каких отношениях вы состоите с Купиным?
Он вдруг подошел к Елене и ударил ее по лицу. Жора рванулся, но охранники удержали его за руки.
— Мало? — спокойно осведомился чекист. — Еще добавить?
Он замахнулся.
— Не надо! — заорал Жора. — Я все скажу! Не трогайте ее!
Он не помнил, что говорил. После битья головой о стену и о подоконник перед глазами крутились огненные круги, сознание меркло.
— Расстрелять, — велел следователь, и Жору выволокли во двор. Рыдающую Елену оставили у него в кабинете.
Во дворе уже набралось около двадцати арестантов. Жора остановился, в тупом оцепенении глядя перед собой. Голосовые связки распухли от крика, вывороченные суставы ломило, колени тряслись.
Он не сразу признал дядю Гришу, сидевшего у стены, — лицо и борода его были в крови.
— Иди сюда, племяш, — позвал он.
Жора приблизился. Опустился рядом, уперся затылком в холодную кладку.
«Елена… Елена… Что они с тобой делают?»
— Эх, не получилось из нас заговорщиков, — сказал пришепетывая дядя Гриша: на допросе ему выбили зубы. — Ну ничего, ничего… Хотя Варвару с детьми, конечно, жалко…
Словно в бреду, Жора слышал, как один конвоир рассказывал другому: вот уже несколько дней в городе идут повальные аресты. Кто-то заметил, что начальник гарнизона разослал солдат по дальним деревням, на подавление контрреволюционных бунтов, и в Нижнем почти не осталось красноармейцев. Это выглядело подозрительно, и точно, тот оказался главарем белогвардейского подполья. Его пытали и вытянули многие имена. Восстание сорвалось за три дня до назначенной даты.
Солнце застыло над верхушками яблонь бывшего купеческого сада. Сознание отказывалось принимать: неужели всё? Неужели они посмеют убить нас? Закрыв лицо руками, Жора плакал.
— Ну будет… будет… — шептал дядя Гриша и гладил его по волосам. Но Жора не мог остановиться: в ушах звенел отчаянный крик Елены.
Во двор выводили новых людей: растерзанных, на грани истерики, полностью опустошенных. Елены не было.
Шепот, шепот без конца:
— Союзники обещали вступиться за арестованных. Красный Крест не допустит такого издевательства…
— А одного полковника приговорили к расстрелу, но забыли расстрелять…
На закате их вывели за забор, на бровку Почаинского оврага, вместо приговора прочитали статью из газеты:
— Преступное покушение на жизнь нашего идейного вождя, товарища Ленина, побуждает отказаться от сентиментальности и твердой рукой провести диктатуру пролетариата. Довольно слов! Нa каждое убийство коммуниста или на покушение на убийство мы будем отвечать расстрелом заложников буржуазии, ибо кровь наших товарищей — убитых и раненых — требует отмщения.
Последнее, что видел Жора перед расстрелом, двое чекистов приволокли труп девушки с длинными светлыми волосами и сбросили его в приготовленную общую могилу.
Эпидемия невиданной, особо тяжелой инфлюэнцы[30]накрыла Свияжск. Доктор Саблин заразился одним из первых, и его отправили в Нижний Новгород. Болезнь распространялась так стремительно, что вскоре число больных намного превысило число раненых. Молодые и крепкие умирали сначала десятками, потом сотнями.
Инфлюэнца чуть не убила Клима, но в то же время спасла его от участия в штурме Казани. Пароход, на котором агитбригада Скудры подплыла к городу, напоролся на мину.
Казань была взята. Красным достались ликующие окраины и опустевший центр: вместе с белыми ушли тысячи беженцев. Волжская военная флотилия и войска двинулись на восток, вверх по Каме. Свияжский лагерь постепенно сворачивался.
Клим недоумевал: почему Красная армия, больше похожая на разбойничью орду, смогла одолеть белых? Неужели на той стороне не нашлось ни сил, ни средств, чтобы отстоять Волгу?
Не нашлось — хотя бы по той причине, что, скажем, Клим Рогов работал на большевиков. Он сделал выбор: ему было важнее спасти Нину, а не Казань. Подавляющее большинство участников операции тоже решило, что лично для них выгоднее помогать красным или сохранять нейтралитет. Для кого-то это было осознанное действие, кто-то бездумно несся в общем потоке… Что ж пенять на результат? Все закономерно.