Пацифистские настроения приверженцев «маленькой Англии» – сквайров с примитивным деревенским мировоззрением и небольшими доходами от аренды – сыграли свою роль в предвыборной кампании тори, но влияние их на политику государственных людей в Вестминстере и Уайтхолле было невелико. Ряд войн, вызванных торговой и колониальной экспансией сначала против Голландии, затем против Франции, увеличил английские территории в Америке и продвинул английскую торговлю на европейские и мировые рынки. Расходы на эти войны в значительной степени были покрыты земельным налогом. Поэт перед самой революцией тому нет оснований говорить, что английская политика за период от Карла II до Анны пренебрегала торговыми или государственными интересами, что существовало предубеждение в пользу земледелия, или что обращалось чрезмерно большое внимание на мнение большинства землевладельцев.

Старая сельская Англия накануне массовых огораживаний и промышленного переворота часто представляется умственному взору потомства то в одном, то в другом из двух соперничающих образов. С одной стороны, нас просят представить себе страну свободных крестьян, обладающих чувством собственного достоинства, большей частью связанных с землей, но лишь с малыми личными правами на нее, – крестьян, наслаждающихся деревенской тишиной и благоденствием (позднее уничтоженными), прославляющих свое деревенское счастье песнями в барах с возлияниями по случаю праздника урожая (эти песни позже распевали в наших гостиных). Далее нам напоминают, что та же страна была также страной ремесленников, которые жили в деревнях и рыночных городах, отнюдь не лишенных прелести сельской жизни, потому что эти труженики занимались там своим ремеслом, проявляя свое искусство в использовании рабочего инструмента, вместо того чтобы быть только придатком машины. Поэтому они в своей повседневной работе испытывали восторг самобытной творческой личности – тот восторг, жалким суррогатом которого является лихорадочное возбуждение наших современных массовых развлечений, созданных в качестве противоядия скуке машинного и конторского труда. С другой стороны, нам показывают противоположную картину: нас просят вспомнить тяжелый изнуряющий труд до века технических изобретений, с рабочим днем продолжительностью 13 часов и более; детский труд на фабрике вместо начальной школы; болезни и преждевременную смерть вследствие отсутствия медицинского контроля и больничного лечения; отсутствие чистоты и комфорта, которые теперь мы считаем настоятельной необходимостью; пренебрежительную и невообразимую жестокость не только к преступникам и должникам, но слишком часто также к женщинам, детям и широким массам бедноты; и, наконец, условия жизни населения Англии и Уэльса, составлявшего пять с половиной миллионов человек и имевшего меньше материальных благ и удобств, чем современное, в семь раз большее (по данным на 1939 год) население.

Изучение этого периода подтверждает правильность как той, так и другой картины. Но в какой из этих картин содержится большая и более важная доля правды – об этом говорить рискованно: отчасти потому, что спор идет о неосязаемых величинах, так как мы не можем вернуться назад к мышлению наших предков, и даже если бы мы могли это сделать, мы все равно не знали бы, как найти решение задачи; отчасти также потому, что даже там, где могла бы помочь статистика, нет возможности получить такие статистические данные.

Правда, примерно во времена революции (1688) способный социолог Грегори Кинг на основе сведений о налоге на очаги и других данных сделал подсчет вероятной численности различных классов английского общества. Приведенные им цифры являются тонким прогнозом, но не более того. Конечно, они будут полезны в отрицательном смысле – как факты, не допускающие чрезмерного увлечения тех, кто восхваляет прошлое, напоминанием того, что даже до массового огораживания и промышленного переворота число фермеров и йоменов было относительно невелико, тогда как сельскохозяйственный пролетариат был многочисленным.

Два самых больших класса Англии, по исследованию Кинга, значительно превосходящие другие, – это «коттеры и пауперы» и «чернорабочие и полевые рабочие». Первые, как мы можем предполагать, представляют собой тех, кто пытался быть независимым и не работать по найму, причем, согласно Кингу, эта попытка приводила к жалким результатам. Однако те лица, которые добывали средства к существованию на общинной земле, которую они захватили, или на небольшом, принадлежащем им поле позади их хижины, могли быть счастливее, чем предполагал Кинг, даже если они были беднее, чем представляют себе современные апологеты прошлого. Второй большой класс, по Кингу, – «чернорабочие и полевые рабочие» – это люди, работающие по найму. Многие из них имели также некоторые права на общинную землю, садик или крохотный участок, которые повышали их чувство собственного достоинства и интерес к жизни, хотя и не давали собственнику доступа в гордое сословие английских йоменов. Даже многие из занятых в промышленности, особенно ткачи-шерстяники, имели во всех частях Англии небольшие сады или участки земли, которые они обрабатывали в часы досуга. На каменистых высотах вокруг Галифакса каждый суконщик имел «одну-две коровы» на огороженном поле, на крутом склоне которого стояла его хижина.

С другой стороны, в сельском хозяйстве и промышленности имелось очень большое число рабочих, у которых не было никаких прав на землю и никаких иных средств к существованию, кроме своего заработка.

Предполагалось, что заработная плата в земледелии и в промышленности должна регулироваться тарифами, утвержденными мировыми судьями для каждого графства, устанавливавшими в некоторых случаях предельную цену, по которой могли продаваться некоторые товары. Эти тарифы не претендовали на то, чтобы в точности фиксировать заработную плату или цены, а стремились только к тому, чтобы установить максимум, который нельзя было превысить. Поэтому внутри каждого графства допускались отклонения точно так же, как допускались различные ставки в разных графствах. Более того, очень часто объявленный максимум на практике нарушался.

Судя по отсутствию сведений, мы можем заключить, что стачки по сговору и союзы для повышения заработной платы не были общим явлением; гораздо больше сведений имеется о стачках, происходивших в годы правления Эдуарда III, а не при Карле II.

Елизаветинский статут о рабочих, который все еще частично сохранял свою силу, карал тех, кто бросал работу неоконченной, так же, как он карал того, кто давал или кто получал заработную плату, превышающую максимум, установленный мировыми судьями. Но максимум часто превышали в тех случаях, когда дополнительная оплата была в интересах и нанимателя, и рабочего. Тред-юнионизм тогда был слаб, но индивидуальные переговоры о заработной плате велись весьма оживленно.

Даже если принять во внимание низкие цены, заработная плата для некоторых категорий рабочих по современным нормам выглядит низкой; но по сравнению с европейскими ценами того времени она была высокой. Национальной особенностью англичан тогда, так же как и теперь, была не бережливость, а настойчивое требование обеспечения высокого уровня жизни. Дефо как хозяин провозглашал, что:

«Бережливость в хозяйстве – не идеал Англии. Английский рабочий люд съедает и выпивает – особенно выпивает – в три раза больше, в переводе на деньги, чем такое же количество иностранцев любого рода».