Эмилия. Нет.

Земля перестала дрожать, и он резко обернулся, чтобы увидеть Эмилию, стоящую перед дверью дворца, ее руки были вытянуты перед ней в почти защитном жесте. На бледном лице ее глаза казались темными.

Она упала на колени и принялась растирать руки. У нее стучали зубы. Он слышал ее с того места, где стоял на коленях, и слышал ее несчастные всхлипы. Каким-то образом Люциан почувствовал силу, тлеющую внутри нее. Ради него она использовала слишком много.

– Остановитесь! – заплакала она.

Люциан не ожидал такой силы. Он не знал ее по-настоящему.

Когда Эмилия застыла на полувсхлипе, захваченная жрецами в стазисе, Люциан поднялся.

– Отпустите ее! – закричал он.

– Хватит с меня вашего заламывания рук, лорд Люциан, – огрызнулся Петро. – Или остановите нас, или молчите.

Люциан подбежал к Эмилии и опустился рядом с ней на колени. Она была живой статуей, и только ровный подъем и опадание ее груди доказывали, что она все еще жива.

Она отдала все за него. Неужели она не знала? Неужели она не понимала, что он самое никчемное существо на свете? Нет, нет, он не знал ее, и она не знала его.

– Прости, – прошептал он, когда стражники связали ему руки за спиной и потащили во дворец. Аякс последовал за ним, сопровождаемый двумя стражниками.

Пес продолжал выть, когда они закрыли двери дворца, оставив раненого дракона одного в темноте.

Крики Эмилии застряли у нее в горле, когда Петро вытащил шлем хаотика. Она попыталась призвать свой хаос, готовая разнести все вокруг в пух и прах, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с ужасом этой штуковины. Но хаос все еще был внутри нее, замороженный стазисом жреца. Он был силен, слишком силен.

Петро подошел с тем самым шлемом, который она видела на той девочке много лет назад. Жрец ослабил свою магическую хватку достаточно, чтобы раздвинуть ее губы и вставить мундштук. Нижняя половина шлема была пристегнута к шее и подбородку, мундштук скользнул вниз по языку, чтобы удержать его на месте. Поправив ремни, Петро застегнул верхнюю часть шлема. Его сморщенное лицо было последним, что она увидела перед металлической темнотой. В этом шлеме не было прорезей для глаз. Она не могла ни видеть, ни говорить.

Ее хриплое дыхание отдавалось эхом. Лежа там, она почувствовала, как Петро прикрепил к ее рукам две металлических емкости, связав их в запястьях. Теперь она не могла пошевелить пальцами. Лежа на кровати, она услышала звон цепей, которыми ее привязали к койке.

Эмилия не могла пошевелиться, не могла видеть, едва могла думать из-за окружавшей ее темноты. Она не могла касаться чего бы то ни было.

Если она не знает, что ее окружает, то не может разрушать.

Из ее камеры послышались шаги; да, она была в тюрьме. Эмилия услышала далекое эхо голоса Петро.

– Ты меня слышишь? – спросил он. Она снова попыталась пошевелиться. Невозможно. – Хорошо. Я был обеспокоен тем, что один из вас мог бы оказаться хаотиком после нападения на вольском празднестве. Признаюсь, я не думал, что это будешь ты. Ты была мышкой. – У Эмилии булькнуло в горле, и слюна залила рот, заставляя язык сжиматься от боли. – Остальные участники будут доставлены сюда. Никому из вас нельзя доверять. На этот раз Дракон собрал плохой урожай.

Он похлопал ее по руке. Ее желудок сжался, когда он сел рядом с ней на кушетку.

– Ты хотела занять трон, будучи хаотиком, не так ли? Ты хотела распространить свой яд по всей империи? – Его голос перешел в шепот. – Это еретичество, превосходящее даже то, что совершил я.

Убийца! Лжец! Неважно, что Эмилия была такой же; ей хотелось швырнуть эти слова в него. Она издала низкий горловой крик.

– Не думай о себе как о жертве. У тех солдат, которых ты уничтожила, были семьи. Теперь нет ничего, чтобы сжечь. Не будет никаких коробок с прахом для их близких. Это сделала ты, злое, жалкое существо.

Зло. Может ли злое существо превращать вещи в прекрасный кристалл?

Но… она действительно разрушила вольский бальный зал. Она действительно убила Хью. Она действительно убила тех троих мужчин одним лишь движением глаза.

– Я полагаю, ты знаешь, что мы делаем с хаотиками в этой империи, но я хотел бы заверить тебя, что твое наказание будет в десятки раз хуже. Мы проведем вивисекцию, и гвозди, и раскаленный свинец. – Его рука скользнула вниз по ее бедру и сжала коленную чашечку. Эмилия попыталась, но, конечно, не смогла вырваться из его ненавистной хватки. – Но мы собираемся сломать тебе обе ноги, прежде чем начнем, прямо здесь, и снимем кожу с кончиков пальцев ног до раздробленных суставов коленей. Мы отрежем тебе уши и все пальцы, прежде чем покончим с тобой. Почему? Потому что это доставит нам удовольствие и ни по какой другой причине. Только после всех этих мучений и после того, как мы подожжем твои волосы и покроем волдырями твою голову – только тогда мы позволим тебе умереть.

Когда жрец поднялся, Эмилии показалось, что она стоит на краю пропасти бесконечного падения.

– Молись Дракону, чтобы он защитил твою душу, если такой демон, как ты, умеет молиться. – Петро вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Эмилия лежала в пахнущей кровью темноте, она всхлипнула.

Ничего. Ничего уже нельзя было сделать.

Она взорвала каждый кусочек кости, крови и мускулов внутри трех живых тел одной лишь мыслью и волей, чтобы управлять ею. Она настолько отвлеклась на блестящую новизну своего дара, что не обратила внимания на разрушительные пределы своей силы. Да, она сделала это, чтобы спасти Люциана, но разве это оправдание?

Петро был убийцей, но он был прав.

Этот мир должен быть очищен от зла.

Гиперия расхаживала по своей камере от жалкой койки до зарешеченной двери и обратно. Она была драконом в клетке. Эта дерзость не останется безнаказанной, независимо от того, чье горло ей придется раздавить ногой к концу ночи.

– Что происходит? – заорала она, колотя ногой в дверь. Та задребезжала, но не сдвинулась с места.

Несколько солдат имперской гвардии вытащили ее из постели, даже не дав возможности одеться или найти туфли, прежде чем они протащили ее через дворец и сопроводили вниз по винтовой лестнице. Ее ночная рубашка из бледно-золотистого шелка была бесполезна против холода подземелья. Ноги Гиперии были ледяными, кожа покрылась мурашками. Но она не доставит своим тюремщикам удовольствия видеть, как она дрожит.

Имперская тюрьма не отличалась пышностью других помещений дворца. Здесь не было ни золотых, ни жемчужных украшений. Вместо них длинный, тускло освещенный коридор из двенадцати металлических клеток, по шесть с каждой стороны. Гиперию бросили в одну из них, и стражники оставили ее колотить дверь и кричать.