Я открыла глаза.

– Нет, нет, просто обдумываю ваш рассказ.

Старуха села на диван.

– Я тоже неоднократно размышляла о Федоре.Господь не хотел, чтобы мой сын исподтишка творил разврат. Сначала бог призвалк себе Ирину, а потом Вету – наказал дурных женщин, которые поощряли мужа,позволяли ему прикидываться. Господь дал понять Федору: одумайся, покайся,забудь о содомском грехе. Но нет! Не успела земля на могиле Иветты осесть, какон задумал жениться на Люсе, твоей маме. У тебя же есть еще брат, Юрий? Емутогда исполнилось лет тринадцать. Я пришла в ужас и поехала к твоей маме. Развея могла допустить, чтобы Люсенька соединила свою судьбу с Федором? – почти сотчаянием воскликнула Валентина Михайловна. – Я решила помешать развратнику.Федора исправить нельзя, но вас с мамой, а главное, Юру можно было спасти отгорькой участи. Никакой хорошей семьи у Люсеньки бы не получилось, мой сын сеялгоре и смерть. Но ты не знала истинных причин моего поведения, возненавиделаменя лютой ненавистью. А Люся позвонила Федору и сказала ему: «Я беседовала сВалентиной Михайловной и поняла: наш брак невозможен…»

Федор закатил матери скандал. В процессебурного разговора Валентина Михайловна высказала отпрыску свое нелицеприятноемнение о нем и поклялась никогда более не иметь дела с гомосексуалистом.

Данное в запале слово дама сдержала. Онапоселилась в квартире, которую после переезда из Мопсина купили Федя и Вета.Потом, когда пошатнулось здоровье, нашла коммерческую организацию, которая заотданную жилплощадь обещала пожилым людям приют и уход, оформила бумаги иперебралась сюда, в дом престарелых.

– Жизнь идет к концу, – тихо говорилаВалентина Михайловна, – не хочется уходить, зная, что ты меня проклинаешь.

Я встала, села около старушки на диван иобняла ее. Привалова уткнулась в мое плечо.

– За что Господь так меня наказал? – глухоспросила она.

– Может, вам попытаться помириться с сыном? –предложила я. – Гомосексуализм не порок, теперь он не осуждается государством,не…

– Я хотела! – воскликнула старуха. – Парумесяцев назад я позвонила Федору, решила: перед смертью надо сказать друг другупоследнее «прощай», надеялась, что он исправился. Но трубку взял мальчик извонко ответил: «Папа придет поздно». Я бросила трубку, как ядовитую змею. Онсказал «папа»! У Федора нет детей! Он живет с ребенком, выдает его за сына.Мрак и ужас!

– Черт! – не удержалась я. – Вот оно! Ведь ячитала бумаги, присланные Рыбаковой, а потом удивлялась, ну что меня беспокоит?В документах ни слова не было о наличии в настоящее время у Привалова сына,только сообщение об умершем Мише и о Татьяне. А мальчик назвал его папой. Мнебы сразу насторожиться и понять: здесь нестыковка!

– Машенька, ты о чем толкуешь? – изумленноостановила меня Валентина Михайловна.

– Пустяки, – спохватилась я. – У меня к вамочень странная просьба. Скажите, какой номер телефона вы набирали, соединяясьсо мной? Не сочтите меня идиоткой, но назовите цифры.

Очутившись на улице, я схватилась за трубку ичерез пару секунд услышала голос: «Вы позвонили Маше Николаевой. Сейчас не имеювозможности для беседы, оставьте свои координаты, я непременно свяжусь с вами.Бай-бай». Прозвучал длинный гудок, я откашлялась.

– Здравствуйте, Маша. Меня зовут ЕвлампияРоманова, я работаю частным детективом. Извините, мне случайно пришлосьвыслушать информацию, предназначенную для ваших ушей. Пожалуйста, соединитесьсо мной в любое время дня и ночи. Вот мои координаты…

Дорога в Мопсино не заняла много времени.Отчего-то на шоссе не было пробки, и я довольно быстро домчалась до поселка,все время задавая себе один и тот же вопрос: кто убил Мишу? На него напалсексуальный маньяк?

Кстати, несчастная Татьяна Привалова получиластоль большой срок еще и по причине жестокости преступления… совершенного, кактеперь я знаю, не ею. Судебный медик заявил на процессе:

– Преступник попытался имитировать сексуальноенасилие. Михаил скончался от удара тупым предметом по голове, все остальныеповреждения были нанесены ребенку после смерти. На его теле не обнаруженоследов спермы или смазки от презерватива.

– Такие действия мог совершить только мужчина?– поинтересовался судья.

– Нет, – ответил эксперт, – имитациюсексуального насилия иногда осуществляют женщины, чтобы убедить всех, будтопреступник – лицо мужского пола.

И Татьяна получила пятнадцать лет. Так ктоубил Мишу? Каков мотив преступления? Кому помешал ребенок? Почему его лишилижизни?

Внезапно мне стало страшно. Мише исполнилосьдевять лет, и, может, Федор стал к нему приставать, а мальчик началсопротивляться?..

Перед моими глазами возник мусоровоз, преграждавшийвъезд на наш участок. Несколько минут я сидела спокойно, потом нажала пару разна клаксон, но шофер оранжевой машины не спешил завести мотор. Рассердившись, явылезла из салона и закричала:

– Эй, кто здесь грузовик бросил?

– Уж секунду подождать трудно, – заворчалпарень в синем комбинезоне, появляясь из калитки Ловиткиных. – Куда торопитесь?

– Ваша машина мешает мне попасть во двор, –ответила я. – И почему за мусором вечером притащились? Его положено забирать вшесть утра!

– Угу, – кивнул мусорщик, подтаскивая бачок кгрязному автомобилю. – А еще лучше так: кто положил, тот пусть сам и отвозит. Унас забастовка была, пять дней по поселкам не ездили, а сейчас договорились.Вона сколько вы нажрали!

Парень с явным трудом опрокинул содержимоебака внутрь железного короба, я машинально посмотрела на отходы Ловиткиных.Упаковки из-под йогурта, молока, пустые жестянки собачьих консервов, смятаяфольга, очистки, объедки, тряпки, сумка…

– Стой! – заорала я.

– Чего? – вздрогнул парень.

– Покажи мне тот ридикюль, – велела я.

– Хочешь себе забрать? – ухмыльнулся мусорщик.– Красивая штукенция. Ей небось сто лет, потертая, и крепеж у разодранной ручкиразный, одно кольцо блестящее, другое матовое.

У меня вдруг заболела голова. Вернее, оназагудела от нового вопроса.