Вернулась Норма с кувшином сока и двумя стаканами. Один она наполнила и протянула мне.

– Отказалась, не отказалась, какая разница! – раздраженно ответила Нааме, пока Норма наливала ей сок. Сок, понятное дело, был синтетическим, но по вкусу ничем не отличался от натурального. – Ты все равно поступишь так, как считаешь правильным.

– По-моему, это логично, – сказал я.

– По-моему, ты дурак, – отрезала она. – Слишком правильный для своего мира и насквозь неправильный для моего. Далась тебе эта любовь! Ты же видишь, что ничего путного не получается!

– Может, вы голодны? – спросила Норма, как мне показалось, невпопад, хотя позже я понял – она понимала, что нас нужно оставить одних.

– Конечно, голоден, – ответила за меня Нааме. – Трое суток в коме, тут и пагрэ проголодается. Можешь что-нибудь принести?

– Конечно, Леди Н., – отозвалась Норма бесстрастно, но мне почудилось, что в ее голосе сквозила нотка грусти. – Я сейчас.

– Чего это ты раскомандовалась? – спросил я, глядя, как Норма поспешно выходит.

– Кажется, раньше ты не был против, – Нааме усмехнулась. – Как быстро нас меняет окружающий нас мир! Но, Бракиэль, мальчик мой, ты еще не забыл, что я – твой куратор?

– Прежде всего, – сказал я, – я тебя люблю. А уж потом все остальное.

– Это тебе так кажется, – вздохнула она. – Но я же знаю, тебя не переубедить. Я могу оттолкнуть тебя, могу даже прикинуться, будто у меня есть другой, завести роман с кем угодно – с Джинном, Призраком, Фредди, Барракой, Апистией, с любой из ваших девочек – и что, тебя это остановит? Нет. Ты все равно будешь считать меня своей. Ты ненормальный…

– А ты нормальная? – у меня из головы напрочь выветрилось все, о чем я хотел поговорить. Видения? Какое они имеют значение сейчас? – Тебе ведь хочется быть со мной, но ты почему-то собираешься меня оттолкнуть, подменить себя Нормой?

– А если я и есть Норма? – спросила она. – Если я – Норма, прошедшая огонь, воду, медные трубы, ад, рай и небытие? Если мое желание оттолкнуть – от любви? Если я не хочу, чтобы ты был именно со мной? Если я действительно думаю, что Норма лучше меня?

– Мне нужна ты, – отрезал я. – В любви нет этих категорий – лучше, хуже, красивее, умнее. В любви есть та, кого любишь – и весь остальной мир на огромных весах…

– Как красиво ты говоришь, – она покачала головой. – Но никакая любовь не остановит тебя завтра, когда твоя цепочка первой высадится на Энигму, правда?

– Не понял.

– Чего ты не понял? Завтра ты поведешь шаттл с экипажем, состоящим из тебя, твоей цепочки и Нормы. И у тебя будет выбор. Ты можешь оставить их там и вернуться на станцию. Не стану тебя обманывать – все они погибнут. Там просто невозможно выжить. Сотни голодных пагрэ…

– Тогда зачем… – у меня внутри похолодело. – Нааме, но ведь это же не только моя, это и твояцепочка…

– Я дала им все, и даже больше, – она отвернулась. – Более того – если ты пойдешь с ними, у них будет шанс уцелеть. У вас будет шанс, – поправилась она. – Но мы с тобой больше никогда не встретимся. Так что ты выбираешь? Ты так меня любишь – готов ли ты принести мне в жертву жизни своих друзей и Нормы?

Это был непростой вопрос. Хотя, наверно, в жизни нет простых вопросов. Разве что «чай или кофе».

– Нет, – ответил я. – Не готов. Просто потому, что любовь нельзя укрепить предательством, кого бы ты ни предал. Я слишком тебя люблю, чтобы сделать так, как ты предлагаешь.

– Это отговорки, – возразила она.

– Нет, – ответил я спокойно, хотя внутри все клокотало. – Я докажу тебе это. Ты спросила, что я выбираю? Я выбираю третье. Ни то, ни другое. Я пойду со своими друзьями – и вернусь к тебе.

– Это невозможно, – сказала она. – Будь проклято место и время, которое нас породило, ты опятьуходишь – как раз тогда, когда я поверила, что нашла тебя!

– Почему ты думаешь, что мы расстанемся? – спросил я, несмело обнимая ее. Но она не оттолкнула меня, наоборот – прижалась ко мне, словно рассчитывала просочиться внутрь моего тела. – Из-за этих видений?

– Каких видений? – не поняла она. И я рассказал ей. Она рассмеялась, но очень невесело.

– Бог шельму метит… знаешь, я начинаю верить в то, что откуда-то из вечности за всеми нами наблюдает Некто, обладающий поразительным чувством юмора. Милый Бракиэль, это всего лишь видения.

– Но у тебя они тоже были?

– Нет, – покачала головой. – Никогда не было.

Она высвободилась из моих объятий и сказала:

– Мне нужно присесть. Не возражаешь?

Мы присели на кушетку, и я невпопад подумал, что Норма уже слишком очевидно задерживается.

– …но я хочу, чтобы ты пообещал мне… – Нааме замолчала.

– Что? – спросил я.

– Если твое видение когда-нибудь воплотится в реальность, ты не станешь прикрывать меня, – сказала она.

– Не могу, – ответил я. Она внезапно зло и болезненно стукнула меня в грудь кулаком:

– Идиот. Упрямый осел! Кретин, как и все мужчины всех миров! Вы жертвуете жизнями ради нас, а задумывались ли вы, каково это – жить без того, кого любишь?

Я не знал, что сказать, но ответа и не потребовалось:

– Сейчас у тебя будет курс реабилитационной терапии, – Нааме встала. – А вечером приходи ко мне. Я буду ждать.

На пороге она остановилась, обернулась и добавила:

– Обязательно приходи.

И вышла, пропустив в медлаб свою точную копию с подносом.

Куинни

– Знаете, – сказала Льдинка, вернувшись к столу (пока все собирались, она взяла себе чаю со льдом – Призрак с Джинном все время подкручивали что-то в нашей робокухне, радуя нас новинками), – я ведь о той истории с кометой понятия не имела. Ну, то есть слышала, конечно, но как-то не обращала внимания. А когда нам провели лекцию, у меня, как всегда, появились вопросы. Великий гуманист Лев Ройзельман хотел усовершенствовать людей, о’кей, принимаем. Он пытался работать с добровольцами, его поймали и надавали пинков – ай-яй-яй, сволочи и ретрограды ученые, хорошо. Но что потом сделал наш герой? Запустил в международные сети сотовой связи настоящий вирус. Вроде мифического двадцать пятого кадра – ты его не видишь, а на твое подсознание он действует. Типа, гениально, но с одной поправочкой – у десятков тысяч женщин в один день сорвались беременности, тысячи погибли от этого. Крутой размах? Знаете, той Леди Лед, какой я была год назад, это бы понравилось. Но, наверно, что-то со мной случилось. Может, я повзрослела? Теперь мне кажется, что это как-то чересчур – устраивать массовый геноцид. Ладно, холера с ним, Ройзельман мертв и гниет в земле. А наши кураторы считают его гением. Так часто бывает – некоторые тираны со временем становятся святыми, а святых воспринимают как чудовищ. Бывает. Но мне кажется, что наши дорогие кураторы не просто восхищаются Ройзельманом – их методы мало чем отличаются от его методов. Нам никто не говорил, что придется лететь хрен знает куда в место, заселенное практически неубиваемыми тварями, питающимися человеческими душами. Потому что по сравнению с ними те неоконы, которыми нас пугали, – пасхальные кролики. Но зато вполне в духе Ройзельмана – с его подачи женщины полтора года с веселым гиканьем калечили себя, чтобы получить ребенка «вотпрямщас», словно завтра уже не будет. Потому, что ему надо былонаштамповать себе суперменов. Детей, мать его, индиго. Во благо Человечества, ясен хрен.