Фишер хорошо знал русский. После Октябрьской революции он, охваченный энтузиазмом, поехал в СССР и прожил в Москве девять лет, до начала большого террора в 1937 году. Тогда Фишер был вынужден покинуть страну, оставив жену и двух сыновей. При содействии Элеоноры Рузвельт ему удалось вывезти их в США, но, по всей видимости, потом они с женой расстались, поскольку Фишер всегда говорил, что предпочитает жить в отелях.

Более всего Фишер был известен благодаря своему участию в Гражданской войне в Испании. Он работал с Хемингуэем, с французским писателем Андре Мальро, с Джоном Дос Пассосом, встречался с Ганди и Черчиллем. Многих знаменитых людей Фишер знал лично. К тому времени, когда они познакомились со Светланой, Фишер издал десяток книг, в том числе, наспех написанную биографию Сталина, законченную в 1952 году, и биографию Ганди. Теперь Фишер был профессором в Принстоне, в филиале Школы общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона. Он излучал спокойствие. История его жизни, напоминающей живую энциклопедию, была интереснее любого романа.

Теперь Фишер сидел напротив дочери Сталина в ресторане в Принстоне. Для него это была интересная возможность. У Светланы можно было получить информацию из первых рук. С самого начала было понятно, что Фишер меньше интересуется Светланой как человеком, чем ее образом как дочери Сталина, благодаря которому она оказывалась в эпицентре событий в истории двадцатого века.

Личность Сталина Фишера просто зачаровывала. В 1927 году в составе делегации рабочих и интеллигентов он шесть месяцев брал у вождя интервью. Фишер описывал Сталина как человека с «хитрыми глазами», «низким лбом», «демонстрирующего отвратительные черно-желтые зубы, когда он улыбается», но при всем этом отец Светланы произвел на американского журналиста впечатление. Сталин был «лишен сантиментов, с железной волей, бессовестный и неотразимый». «Неотразимый» — слово, которое по отношению к Сталину звучит странно, но по словам тех, кто близко его знал, вождь был очень харизматичным и даже обольстительным мужчиной.

Югославский литератор Милован Джилас разделял точку зрения Фишера. Он хорошо знал Сталина и резко характеризовал его как «бездушную счетную машину», «фанатичного догматика». В то же время «он был страстной и многосторонней натурой», но все его маски были столь правдоподобны, что, казалось, что он никогда не играет, а проживает каждую свою роль по-настоящему». Всего, что ему было нужно, «он мог добиться, манипулируя и изменяя окружающий мир и людей в нем». Сталин обладал способностью с таким пристальным вниманием сосредотачиваться на собеседнике, что тот сразу чувствовал себя связанным с ним. Вождь умел внушить окружающим ощущение, что весь мир вокруг создан по его замыслу. Почти то же самое можно было сказать и о Фишере. Этот дар с вниманием выслушивать людей сделал его великолепным журналистом и непревзойденным соблазнителем.

Светлана говорила, что со времен ее давнего романа с Алексеем Каплером никто так не поражал ее воображения, пока не появился Фишер. В сорок один год она почувствовала себя снова шестнадцатилетней. По крайней мере, она вела себя как шестнадцатилетняя.

Ничего удивительного, что Светлана нашла Луиса Фишера привлекательным. Он был нестандартным человеком, заполняющим собой все вокруг. Но по-своему она была такой же. Бывший любовник Светланы Давид Самойлов говорил, что в ее душевном богатстве было что-то тираническое. Встречаясь с кем-то, она погружалась в отношения, как будто в мире не оставалось больше ничего. Ей требовалась драма.

Роман с Фишером постепенно набирал обороты. Для Светланы кульминация наступила, когда Фишер пригласил ее в университетскую церковь Принстона на панихиду в память Мартина Лютера Кинга. Она первой позвонила Фишеру, услышав об убийстве Кинга четвертого апреля. В тот день в ее голосе были слышны ужас и огорчение.

После того, как они провели ночь вместе, Светлана написала Фишеру, что, во время панихиды, когда они сидели рядом под светом, рассеивающимся сквозь цветные витражи, и слушали звуки органа, ее «охватило странное чувство», что они с Фишером «соединены вместе». «Это было наше венчание, союз двух душ, которые всегда должны быть вместе и нести друг другу только добро. Это было что-то, что Мартин Лютер Кинг оставил тебе и мне — ведь он, конечно оставил нам свою душу, как и всем, кто в тот день был в университетской часовне».

Но Фишера романтизм Светланы совершенно не трогал. Ему не нужна была родственная душа, самым главным в его жизни всегда была работа. В семьдесят один год он ценил независимость. Когда они встретились снова через несколько дней, он был явно холоден. «Я почувствовала сильнейшую боль от того, что не нужна», — жаловалась Светлана.

Дорогой, ты держишь мою жизнь в своих руках, так СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ с ней: выброси, прижми к сердцу, осторожно отставь в сторону, заморозь на некоторое время. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ, если ты действительно переживаешь обо мне и о моих чувствах. НО, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, не играй со мной в игры… вся моя жизнь рядом с тобой, когда я обнимаю тебя, и твои руки обвиваются ВОКРУГ МЕНЯ. Светлана.

Поняв ее завышенные ожидания, Фишер поспешил самоустраниться от этой всепоглощающей страсти. Он предупредил Светлану, что для работы ему нужна свобода. Она настаивала на своем: «Тебе не нужна любовница — прости за вульгарное слово. Но и я никогда не искала только любовника. Нам обоим нужно большее — тепло, дружба, понимание… Это любовь, она всем нужна». К июню она уверяла Фишера, что будет следовать его правилам: «Я не буду приходить и звонить». Светлана даже пообещала писать письма покороче.

Но во время этого бурного романа Светлана совершенно не могла контролировать свой гнев. В приступе ярости она ворвалась в дом Фишера и швырнула ему все его вещи, в том числе и кольцо, которое он ей подарил. Через три дня она написала очень грустное письмо на пять страниц, где пыталась объяснить, чем была так расстроена.

Она вернулась домой со встречи с Фишером, которая ее совершенно не удовлетворила: Светлана понимала, что он специально оставил дома свою экономку, чтобы избежать ее страстных намерений. Потом Светлана поняла, что возлюбленный попросту ей соврал, сказав, что у него намечена встреча с каким-то послом. Это был просто предлог, чтобы избавиться от нее. На самом деле он просто обедал с Дмитрием Набоковым и его женой.

Вернувшись домой в ужасном настроении, в котором она вдобавок винила саму себя — ей не нужно было являться к нему без приглашения, — она обнаружила в гараже умирающую крысу. Это случалось часто — сосед, по всей видимости, разбрасывал крысиный яд, — но Светлана каждый раз сильно переживала.

Животное выглядело умирающим, тяжело дышало, уже не могло убежать и смотрело на меня с ужасающим выражением ужаса перед смертью в глазах. Это было так похоже на человеческий взгляд! В отличие от некоторых людей я не боюсь крыс и мышей, но сейчас все было по-другому: я испугалась, потому что передо мной была смерть. Может, у меня просто нервы не в порядке. Эта крыса не могла уйти из моего гаража, она пришла не из моего дома, а откуда-то еще, она просто пришла умирать. Я заперла дверь между гаражом и кухней и за ужином не смогла проглотить ни кусочка. Время от времени я подходила к двери, чтобы взглянуть на нее. Крыса медленно переползала с одного места на другое. Жирные мухи уже сидели у нее на спине.