Наверняка владел. Ведь на первых порах я скрывал Ренвика с удовольствием. Вообразил, что он мне нравится, что мы друзья. А он ввел меня в заблуждение (или я сам себя ввел), что я делаю что-то хорошее, что это такое приключение, и мне оно нравится. И только когда я понял, насколько сложно им управлять, я его раскусил. Похоже, именно конфликт наших интересов развеял его гипнотические чары. Не знаю. Такой предмет я никогда не изучал.

Зато мои глаза стали открываться стремительно. Я возненавидел черствость, с которой он позабыл свою жертву, опасность, которой он всех подвергал, в то время как сам смеялся, развлекался, ел и пил. Особенно последние два дня. По теории миссис Фарли, раскаяние терзало его изнутри, на самом деле он сильно переживал, но стойко демонстрировал иное, скрывая свои истинные чувства. В качестве альтернативы она предложила другую версию: произошел несчастный случай, Алан просто не сдержался, к тому же он был слишком хорошим человеком и не мог поступить с Бейнсом не по совести. Типично женское доказательство, которое меня не убедило. И, на мой взгляд, не убедило бы никого.

Однако была и другая сторона. Я хотел получить его деньги. Хотел страстно. Если честно, не знаю, что со мной будет без этих денег. Может, выпутаюсь, а может, и нет. После столь горького разочарования я определенно их заслужил.

А разочарование было горьким. Откуда мне было знать, что он промотал приличную сумму, которую – а это я знал точно – ему оставили и которую я стал считать своей? Признаюсь, что я довольно рано разглядел свой шанс и стал раздумывать, как присвоить его капитал и открыть свое дело. Обнаружив, что это за тип, я спросил себя, заслуживает ли он жить. И ответил однозначно.

Нет! Он заслуживает смерти, и, готовя лосося «а-ля Сент-Марсель» и канапе с анчоусами в сыре, Алан вынуждал меня стать орудием своей смерти. Как можно более мучительной смерти.

Я тешил себя надеждой, что у меня получилось. Ветер, холод, болезненная прогулка, дырка в обуви, пара секунд крушения иллюзий – все было моих рук дело. Вот с зубной болью он мне помог. Конечно, пришлось приложить максимум усилий, чтобы обезопасить себя, и это было непросто. Но мне кажется, я все ловко спланировал. А самое приятное заключалось в том, что я провернул все прямо под его носом и, к слову сказать, под носом миссис Фарли.

Хотя инспектор Вестхолл прав: следовало разузнать про течения. Просто я не понимал, как мог расспрашивать о них без последствий. Даже если бы я заранее знал, что тело рано или поздно прибьет к берегу, план все равно не изменился бы, я лишь построил бы иную стратегию защиты.

Во-первых, никто, кроме чертовски назойливого Вестхолла, в принципе не стал бы производить вскрытие. Ну утонул человек – зачем выискивать другую причину смерти?

Во-вторых, я надеялся, что море не сразу отдаст Ренвика, и следы морфия смоет. А за вероломное поведение водной стихии я ответственности не несу.

Если и это не выйдет, я планировал вернуться к изначальной версии о самоубийстве. Ее было не опровергнуть, если бы не сентиментальное описание миссис Фарли, как Ренвик выпил содержимое флажки одним глотком. По правде говоря, если бы она не заговорила о том, что Алан оцепенел и хотел вернуться, и не стала бы все описывать в красках, то не было бы никакого следствия. Так что это снова ее вина.

И, наконец, если бы все предыдущие линии защиты провалились, я рассчитывал, что миссис Фарли попытается опровергнуть свои предыдущие показания, и ее как безнадежную и неисправимую лгунью перестанут принимать в расчет.

А сейчас хочу подчеркнуть: Ренвик – убийца, и он сам вторгся на мою частную территорию. Он практически стал «моим домашним убийцей»… Кстати, отличное название для книги, если я ее когда-нибудь напишу! Еще хочу подчеркнуть, что спланировал его убийство блестяще и что во время претворения плана в жизнь ни намека на угрызения совести у меня не возникло.

Я действительно надеялся извлечь значительную выгоду: получить все имущество Алана, за вычетом тысячи фунтов. Вот ирония!.. Деньги были нужны мне как воздух. Но по внутренним ощущениям я поступал правильно и как должно. Наверное, у вас на языке вертится – вспомнив, сколько труда я вложил, – что все, что я получил, может расцениваться как издержки по делу. И, в конце концов, суть не в деньгах, а исключительно в очередном примере подлости Ренвика. Жаль, что я не узнал о банкротстве Алана до беседы с инспектором Вестхоллом. Сей факт выглядел бы чрезвычайно убедительно, предъяви я его в нужный момент. И за это упущение снова нужно благодарить миссис Фарли.

Однако, прежде чем перейти к ней, есть, наверное, еще один момент, который справедливости ради нужно объяснить. Морфий. Единственное, о чем нельзя было, по понятной причине, рассказать сообщникам. В своих записях я умолчал лишь о морфии, пока тщательно готовил заслуживающую оправдания месть самодовольному, высокомерному болвану Ренвику. Но я не совсем упустил этот момент, так как упомянул – пусть и вскользь, – что невзлюбил доктора, который давал показания на следствии, и обрадовался, когда услышал, что у него из машины стащили чемоданчик.

Легко догадаться: чемоданчик стащил я. Ведь там всегда есть морфий. Сам чемоданчик, как и остальное содержимое, я выбросил в необычайно полезный Риджентс-канал.

Я ловко вовлек в дело миссис Фарли, хотя, полагаю, слегка переборщил с дозировкой. Морфий, естественно, я подмешал не в бренди, что она дала Алану; он был в напитке, который я «так любезно» предложил ему в лесу. Ведь морфий – и, боюсь, инспектор Вестхолл обратил на это внимание – введенный в организм не через укол, а через рот, попадает в кровь спустя пять минут. Пришлось очень точно рассчитывать время, и, к моей чести, я справился на все сто.

А теперь вернемся к самой миссис Фарли. Изначально я не планировал повесить на нее обвинение в убийстве. Такое решение пришло на ум гораздо позже. Сначала она мне даже приглянулась. И довольно долго я к ней хорошо относился. Она отличалась преданностью. Когда объектом этой преданности выступал Ренвик, меня слегка подташнивало, но когда эта женщина ради меня не стала отступать от нашего плана, я даже слегка склонил перед ней голову. Правда, в конечном счете я от нее подустал. Очень действовал на нервы слезливый настрой про «моральную ответственность» и «лучшего человека в мире».

Если в приливе жалости к самой себе она захотела настоять на том, чтобы ее повесили вместо меня, – пожалуйста. Я не видел причин, по которым не стоило потакать ее желаниям, тем более что выбор был ограничен: повешение или самоубийство. Ренвик как-то раз уже промурлыкал песенку из «Микадо». Я тоже видел это хваленое представление и соглашусь: есть свои преимущества в том, чтобы доверить казнь государственному палачу. Он сделает все наилучшим образом.

Не то чтобы я думал, что миссис Фарли на самом деле покончит жизнь самоубийством, и уж точно не так, как это сделал Нанки-Пу. Через какое-то время она пришла бы в себя. Возможно, мне удастся помочь ее адвокату, и ее не осудят. Если я ее спасу, благодарность мне точно не светит. Зато весьма вероятно, что она останется жива. Будет, облачившись в глубочайший траур, наводить на окружающих тоску… Но тут я уже помочь не в силах.