Итак, мои записи подходят к концу. К чему переживать, повесят миссис Фарли или нет? Читатель получит все факты и сам решит, понесет ли она наказание за мое блестящее преступление или нет.

И уж конечно, я не собираюсь отвечать за него лично. Давайте проясним этот момент. Иначе было бы просто смешно. Все, долг оплачен.

Как инспектор Вестхолл ни старался, я, естественно, расстроил его планы. Мне бы хотелось записать нашу беседу, по крайней мере ее суть. Думаю, она во многом делает мне честь.

Мое мнимое пари его так и не убедило. Очевидно, что-то было не так с шансами на выигрыш или с датой, но доказать он ничего не мог. Мне оставалось лишь придерживаться своей версии.

Похоже, он считал – и в какой-то степени так и есть, – что мои мотивы были исключительно финансовыми, однако перед ним возникла проблема: кража ста фунтов не увязывалась с предполагаемым замыслом получить все. К тому же Ренвик надул меня, денег у него не оказалось, что тоже стало камнем преткновения.

Наверное, если бы инспектор узнал о вкладе миссис Килнер, то поразился бы еще больше. В любом случае лучший мотив в мире не является доказательством совершения действия.

Он не смог опровергнуть мой рассказ о том, что я делал той ночью: все время был дома и рано пошел спать. Его внимание привлек тот факт, что в истории миссис Фарли морфий подействовал очень быстро. Здесь Вестхолл прав, но пока он не сможет доказать, что я имел к нему доступ, это к делу не относится. Надеюсь, он не узнает про утренние звонки. В том, что мне звонили, ничего необычного нет, однако миссис Килнер вряд ли способна складно оправдываться.

Меня слегка взволновал вопрос о пальто. Очевидно, инспектор поинтересовался у миссис Фарли цветом пальто, которое она накинула на плечи Алана. Она ответила, что пальто было серое, потому что именно такое я ему одолжил. На тот момент Вестхолл тему развивать не стал, а она по глупости забыла мне рассказать. После ареста он проверил гардероб миссис Фарли и, не обнаружив там серого пальто, решил, что добился своего. Но когда он мне об этом намекнул, я обратил внимание, что, возможно, имелось в виду «отороченное серым» пальто. Случайно видел ее в похожем, поэтому знал, что мне ничего не грозит. По лицу Вестхолла я понял, что он это тоже понимает, хотя он продолжил выспрашивать, есть ли у меня серое пальто. Я откровенно признался, что есть, и даже показал. Он тщательно его осмотрел и устроил допрос с пристрастием, притворившись, что снял что-то с подкладки. Не знаю, что он надеялся там найти: наверное, кровавое пятно или частицу морфия. Так или иначе, там ничего быть не могло.

Инспектор измерил мою обувь и хотел сказать, что следы на гравии оставил я, но я давным-давно избавился от тех ботинок, а размер как у меня не редкость. Он снова заговорил о том, что я присутствовал на следствии. Так это ведь не возбраняется?

Возник еще странный эпизод с сигаретами. Мы как раз беседовали в моей квартире, так как мне не нравилось, что он слонялся по офису. На столе лежала пачка, которая принадлежала Ренвику. Она и попалась ему на глаза.

– Так вы курите те же сигареты, что и Ренвик? – заинтересовался Вестхолл.

– Нет, на днях взял пачку из его квартиры. Не стал их там оставлять, все равно засохнут.

– Ну и как? Хорошие?

– Недурные. Однако переходить на них не буду. Слишком дорого. Такая роскошь позволительна только для людей вроде Ренвика: они не платят по счетам.

– Выходит, раньше вы их не пробовали?

– Нет.

Не понимаю, что он выяснял, поэтому привел разговор целиком. Возможно, всего лишь праздное любопытство. Далее он продолжил про завещание.

Инспектор, очевидно, пытался разговорить Грэнстоуна, но до сих пор этот замечательный человек последовательно направлял его ко мне. И, насколько мне известно, пока из Грэнстоуна ничего вытянуть не удалось. Я восхищаюсь его осмотрительностью.

О завещании Вестхолл тоже высказал одно соображение – по-моему, не относящееся к делу.

– По поводу наследника имущества, – начал он. – По вашим же словам, была вероятность, что Ренвик вас переживет. В этом случае вряд ли он оставил бы все благотворительным организациям. У него были еще какие-нибудь друзья или родственники?

– Есть один дальний родственник, двоюродный брат. Однако Ренвик наотрез отказался с ним связываться, даже неизвестно, где тот проживает. Только по этой причине я и разрешил включить себя в завещание. Я пытался убедить Ренвика обратиться за советом к другому юристу, но он написал мне письменный отказ. А друзья… Настоящих друзей, по сути, у него и не было.

При этих словах инспектор удивленно поднял брови и сказал, что, как он понял, Ренвик пользовался успехом.

– Внешне – да, – объяснил я ему. – Имел толпу приятелей. И каждый, кто охотно спускал деньги, мог в нее попасть. Но, на мой взгляд, истинная причина, почему он включил в завещание пункт о благотворительности, – простое издевательство. Алан не мог не знать, что он банкрот.

– Но когда он составлял завещание, дело обстояло иначе?

На самом деле нет. Однако в тот день, когда он предположительно его составлял и когда оно было заверено, вероятно, он об этом не подозревал, поэтому я снова согласился.

– Полагаю, – добавил я, – он уже понимал, что вскоре останется без гроша. И вот интересно, почему в письме, в котором он написал, что собирается покончить с собой и которое оставил в кармане пальто, он не указал банкротство как причину. Конечно, миссис Фарли объяснила, зачем он написал это письмо, но этот пункт придал бы ему большую убедительность.

Инспектор сделал вид, что не понимает.

– Дайте-ка подумать… Получается, это письмо не должно было выглядеть слишком убедительно?

– Понятия не имею, – рассмеялся я. – Сам немного запутался.

И действительно, это все, что я пока понимал. То есть почти ничего. Я видел, что Вестхолл что-то подозревает и догадывается, что я имел отношение к планам Ренвика, но пока, насколько я мог судить, доказательств не было. Вряд ли его посещала мысль, что я должен находиться там, куда он собирался упрятать миссис Фарли. А так как она упорно молчала, то не думаю, что такая мысль его вообще посетит. Я записал все лишь на случай, если он не угомонится.

Некоторую опасность для меня представляла миссис Килнер. Она беспокоилась о своих деньгах. Пришлось ей объяснить, что я почти все потратил на Алана, и отдать семь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов – приятный жест для придания правдоподобия. В остальном ревность к миссис Фарли практически убедила ее в виновности этой бедной женщины: общепринятая точка зрения в настоящий момент. С глазу на глаз она продолжала меня обзывать, но вернулась к своему стандартному нервозному состоянию. И будет вести себя исключительно тихо.

Думаю, больше добавить тут нечего. Если уж такой проницательный человек, как инспектор Вестхолл, не смог ничего раскопать, то я могу себя поздравить с тем, что выполнил работу на отлично.