class="stanza">

«Скажу открыто, ненавижу всех богов.

Мне за добро они воздали пытками».

Такая гордыня непозволительна, поэтому вестник богов Гермес даже предупреждает:

«если бы Прометей победил, то стал бы невыносим».

Даже Хор вдруг ужасается:

«Да, да, ты твёрд. Тебя взнуздать

Горечь и боль никогда не смогут.

Но рот твой волен чересчур.

Проходит душу ужас пронзительный,

Участь твоя мне страшным-страшна.

Что если море печалей

Не переплыть вовек тебе? Беспощадное, злое,

Несокрушимо жестокое, сердце у сына Крона»

Это «море печалей», которое «не переплыть вовек» заставляет не только задуматься, но и сокрушаться.

Для этого и придумали греки трагедия, чтобы не только думать, не только искать и находить выход, но и чтобы сокрушаться, когда выхода нет.

Чтобы «плыть», когда «не переплыть вовек», и только тогда подчинение Судьбе, станет одновременно вызовом этой самой Судьбе.

Но при этом, никогда не будем забывать, что Эсхил остаётся Эсхилом, и не может скатиться до уровня «социалистического реализма».

Что если «море печали», которое «не переплыть» не только вызов великого, на все времена, бунтаря, но и причина его, бунтаря на все времена, односмысленности, известной спрямлённости его намерений и его поступков?

Что если у Прометея сказывается отсутствие «жизни как кипения», того, что всегда в избытке у Зевса?

Ведь Зевс не просто бог, не просто греческий бог, он ещё и типичный грек.

Гермес прямой посланник Зевса и его обязанность принести Зевсу нужную весть, убедить Прометея, что он должен раскрыть «страшную тайну»

«Гермес

С тобой, хитрец насмешник сверхнасмешливый,

С тобой, богов предавший, осчастлививший

Людишек, говорю я. Вор огня, с тобой!

Отец велит всё, что болтал о свадьбе здесь,

Владычеству его грозящей, – рассказать,

Без недомолвок, без загадок, начисто!

Всё говори, что знаешь Прометей!…

Прометей

Хвастливы как, чванливы и напыщенны

Вот эти речи прихлебателя богов.

Царить вам внове, выскочкам, и верите

Что век вам в доме золотом блаженствовать.

…вот и слово «выскочка» у самого Эсхила, о котором не подозревал, не говоря уже об этом предсказании через века и тысячелетия всем тиранам, что «не век в доме золотом блаженствовать»…

Я пережил, как два тирана пали в пыль,

Увижу, как и третий, ныне правящий,

Падёт, паденьем скорым и постыднейшим…

Гермес

Строптивостью такой и своеволием

Корабль свой ты загнал уже на камни бед.

Прометей

Мои страданья, слышишь, не сменяю я

На пресмыкательство твоё. Не будет так!»

…Невольно задумаешься это о богах или людях. И неужели с тех пор мало что изменилось…

«Прометей

Скажу открыто: ненавижу всех богов.

Мне за добро они воздали пытками.

Гермес

Бред! Ты болезнью поражён жестокою.

Прометей

Я болен, если ненависть к врагу – болезнь.

Гермес

Была бы тебе удача, стал бы страшен ты!».

…Эсхил предупреждает и самого Прометея? По крайней мере, мы не можем отмахнуться от следующих мыслей, помещённых почти в конце дошедшего до нас фрагмента (а может быть, и всех четырёх трагедий)…

«Гермес

Ты, как жеребчик необъезженный, узду

Кусая, вздыбился, вожжам противишься.

Бессильны ухищренья, даром мечешься!

Глупца и неразумца своеволие

Бессильнее, ничтожнее ничтожества…

Лгать не умеют Зевсовы бессмертные

Уста. Зевс держит слово. Так обдумай всё!

Взвесь! Оглядись! Строптивость своевольную

Не предпочти разумной осторожности.

Старшая Океанида

По-нашему, разумна, своевременна

Гермеса речь. Строптивость он велит тебе

Оставить, осторожности тропой ступать

Упорствовать в ошибке – стыд для мудрого.

Прометей

Всё, что мне возвестил он, заранее всё

Я предвидел, и знал я. Врагу от врагов

Казнь и муку терпеть – в том постыдного нет.

Ну так пусть двулезвейные кудри огня

В грудь мне ринутся, в клочья пускай разорвут

Воздух – громы и дурь сумасшедших ветров…

Гермес

Вот послушайте бред, бесноватого речь.

Сумасшедшие мысли! Что надо ещё,

Чтобы назвать одержимым, безумцем, глупцом

Болтуна и бахвала. Узду он порвал!

Вы же – много в вас жалости к болям его —

Уходите от этих погибельных мест,

Убегайте скорее! Не то потрясёт,

Оглушит столбняком львиных грузных громов

Сокрушительное грохотанье!»

И самые последние строчки, слова Прометея:

«…Вихри ревут

И сшибаются в скрежете, в свисте. Встаёт

Вихрь на вихрь! Друг на друга восстали ветра!

Хлябь морская и небо смешались в одно!

Эту бурю. Её опрокинул, ярясь,

Зевс на грудь мне, чтобы ужасом сердце разбить.

О святая, могучая матерь моя,

О Эфир, над землёй разливающий свет!

Поглядите, страдаю безвинно!»

Было бы наивным интерпретировать этот диалог Прометея, Гермеса и Старшей Океаниды упрощённо. Эсхил художник, а не мыслитель, он не пытается додумать то, что, на его взгляд, додумать невозможно.

Он просто слышит космический гул и выносит его в финал.

…история Ио

Осталось коснуться будущего свержения Зевса с олимпийского трона, и вновь вернуться к судьбе Ио.

Для начала просто перескажу эту мифологическую историю, к которой обращается и сам Эсхил.

Опасаясь гнева ревнивой Геры,

…кажется весь смысл её жизни, наказывать возлюбленных Зевса…

Зевс превратил Ио в белоснежную корову.

Согласно Эсхилу Зевс овладел Ио в облике быка уже после того, как она превратилась в корову.

Гере удалось уговорить Зевса, подарить ей корову, и она поручила тысячеглазому Аргосу, прозванному Паноптес, т. е. всевидящий, у которого было неисчислимое количество глаз, а попеременно спали только два глаза, тайно отвести её в Немейскую оливковую рощу.

Зевс, в свою очередь, обратился к своему сыну Гермесу который, кроме прочего, был богом воровства и обмана, чтобы тот спас Ио.

Гермесу удалось усыпить тысячеглазого Аргоса игрой на флейте, а затем отрубить ему голову.

Освобождённая Ио, однако, по-прежнему оставалась в образе безмолвной коровы. Узнав о том, что Аргус обезглавлен, Гера создала страшного овода, с тем, чтобы он повсюду преследовал и жалил Ио.

Только после того, как Зевс поклялся Гере,

…куда делась всесильность Олимпийского владыки перед ревнивой женой?!…

что не будет любить Ио,

…вновь и вновь хочется повторять