Он стоял у края пандуса, спиной к спуску с террасы на верхний ярус, и водил лучом фонаря по стене. Там, в известняке, виднелась грубо вытесанная вязь – античное граффити.

– Арабский, – заметил Бейли.

– Хунайн и его команда. – Грей подошел к священнику. – Прочитаете?

– Постараюсь. Я изучал арабский, но этой надписи больше тысячи лет.

Мария подошла ближе.

Бейли, точно пальцем, повел лучом фонаря.

– «Перед тобой дремлет Тартар. Ступай легко и осторожно. Не пробуди то, что должно спать вечно. Здесь в самом воздухе мор, проклятие Пандоры. Он лишил разума тех, кто жил тут прежде, сделав из благодетелей безумных захватчиков».

Может, Хунайн предупреждал о лучевой болезни? Может, потому великодушные феаки Дедала и Медеи – которые так охотно делились знаниями и помогли Одиссею вернуться домой, – и превратились в губителей цивилизаций, «народ моря», оставивший по себе след из разрушений и после исчезнувший?

Бейли продолжал читать:

– «За то, что дерзнули играть с даром Прометея, дети Тартара стали рождаться чудовищами. В конце же концов горожане бежали, заперев за вратами из бронзы зло и ужасные проклятия. Так нечестивый Тартар остался лишь в мифах и легендах».

Хунайн и его команда наверняка провели здесь немало времени, все внимательно осматривая и читая древние исторические тексты.

Догадку подтвердил Бейли, продолжив переводить:

– «Внемли моему уроку, ведь я безрассудно нарушил эти границы. Мы дерзнули пробудить Тартар, потревожить огненных стражей, за что поплатились. Последних из нас я спас, лишь вновь погрузив город в темную дрему. Если решишься идти моим горестным путем, ищи позади дворца, где пылают огни Аида и таятся титаны. Однако Харон потребует свою цену».

Бейли сделал паузу, чтобы пояснить:

– Хароном звали старика, который переправлял души через реку Стикс в Аид.

– А что с ценой, о которой тут сказано? – спросил Ковальски.

– Видимо, нечто большее, чем положенная Харону пара монет. – Бейли обернулся к стене и продолжил читать: – «Смелейший тот, кто отдаст жизнь за ближнего, должен переплыть ядовитое озеро. Только так мы погрузили Тартар в сон. Из нашего числа жертву принес Абд аль-Кадир, да пребудет с ним вечная милость Аллаха. В память о нем я употребил знания моих братьев – а вместе мы Бану Муса, – дабы устроить здесь окончательную погибель. Итак, дорогой странник, если пробудишь Тартар, знай: это в последний раз. Я предупредил тебя». Дальше подпись: Хунайн ибн Муса ибн Шакир.

Бейли со вздохом отошел от стены.

– Должно быть, уплывая отсюда на последнем из своих кораблей, капитан набил трюм доказательствами открытия для того, чтобы предупредить мир.

– По пути попал в шторм и сбился с курса, – добавил Грей. – И у него появилось время подумать, стоит ли вообще рисковать и показывать миру смертоносный груз.

– Хунайн вполне мог решить, что бурю наслал Всевышний, – кивнул Бейли.

Мак указал на стену.

– О чем он предупреждал в конце?

Грей посмотрел на надпись.

– Очевидно, Хунайн встроил в городские системы некий предохранительный механизм. Чтобы не просто запереть Тартар, а полностью его уничтожить, если кто-то вновь нарушит границы города.

– Вот и не будем их нарушать, – настойчиво предложил Ковальски.

Грею пришлось смирить жгучее любопытство.

– Надо возвращаться, – признал он.

Облегченно выдохнув, Ковальски бросил на город сердитый взгляд.

– Надеюсь только, что мы не опоздали с решением.

Елена вновь оказалась заперта на лодке.

Ее поместили в тесную рубку алюминиевого катера, что стоял у берега мелкой речушки. Вместе с ней в рубке томилась еще одна пленница – капитан суденышка Шарли Изем, молодая женщина в комбинезоне и ковбойской шляпе. Скрестив руки на груди, она сердито смотрела на Елену.

На корме стоял их сторож. Кадир был одет в черную кевларовую броню, в руках держал огромную винтовку с подствольным гранатометом, за спиной висел мачете. Компанию великану составляли два боевика Мусы – Сын и Дочь, – вооруженные автоматами. Правда, они больше поглядывали наверх, чем по сторонам, явно недовольные, что не участвуют в бою.

Остальную команду – двадцать с лишним бойцов – Нехир увела к утесу.

В дверях рубки стоял монсеньор Ро, держа в руке ключи от катера. Он был явно разочарован тем, что его оставили на катере и об открытии ему предстоит узнать от других.

Елена продолжала гневный разговор:

– Как вы нас нашли? Кто подал вам сигнал?

Ро со вздохом посмотрел в сторону рубки.

– Вообще-то, доктор Каргилл, если бы не вы, мы бы тут не оказались.

– Я?

– Вы же помогли бежать Джозефу Ковальски.

– Не понимаю, при чем…

– Когда врачи возились с его ожогом, они скрытно поместили ему в ногу маячок. – Ро осторожно коснулся повязки на груди. – Поверьте, он терпел такую боль, что и не заметил имплантацию. Впрочем, дело может быть и в антибиотиках с болеутоляющим.

Елена вспомнила повязку на ноге Джо. Она-то считала себя очень умной – спрятала бронзовые спицы в бинтах. Видимо, не она одна додумалась извлечь выгоду из увечья Джо.

– Когда мистер Ковальски нырнул в воду, мы потеряли сигнал, а потом он и вовсе вышел из зоны действия. Но, – Ро посмотрел на утес, – мы его снова нашли.

Елена привалилась к перемычке.

Если бы Джо не сбежал…

Шарли воспользовалась паузой.

– Вы же священник? – спросила она. – Зачем помогать этим bâtards?[57]

Ро смерил девушку хмурым взглядом, как бы решая, достойна ли она ответа.

– Я не просто священник, как ты изволила выразиться. Я служу Церкви Фомы: мы следуем идее «Ищите, и обрящете». Отказавшись от пассивного ожидания, наши братья и сестры ищут уготованный Господом путь. Я свой нашел.

– Путь к концу света, – подсказала Елена.

– К огненному фундаменту престола Христа, – поправил ее Ро. – Я видел мерзости, что человек творит по отношению к другим людям, к планете. Как археолог, историк и хранитель самой тайной нашей библиотеки, я десятилетиями наблюдал и вел хроники упадка. Все становилось только хуже. Конец близок. Разве не чувствуете? Безумие, жестокость… Я отказываюсь смиренно сидеть, я намерен помочь возвращению Христа, когда мир очистится от пороков и скверны.