Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Экипажу межзвездного крейсера „Магеллан“. Передачу ведет Леонид Боровский — действующий правитель Родины. Мне очень жаль, что вы не приняли мои условия сосуществования. Ваше молчание в радиоэфире я трактую как нежелание подчиниться законной власти Родины. Ввиду этого обстоятельства я выдвигаю свое единственное требование: немедленно смените курс и не приближайтесь к гелиоцентрической орбите Земли ближе расстояния афелия. В противном случае я воспользуюсь своим оружием — Гравитоном. Высылаю вам координаты его размещения в земной мантии и в качестве подтверждения своих намерений запускаю его на 0,1 % от номинальной мощности — для наглядной демонстрации возможностей Гравитона этого будет более чем достаточно. Остальное просчитает ваш ЦУП. Надеюсь на ваше благоразумие. Прощайте».
— Есть вероятность, что это блеф? — после минутной паузы спросил безопасник Поручнев.
Капитан Веровой и старпом Сергеев синхронно покачали головами.
— Мы просканировали область Земли, на которую указал Боровский, — ответил старпом. — Анализ земной коры в этом месте подтверждает наличие некоего объекта, залегающего глубоко под землей. Именно его Боровский называет Гравитоном.
— И что это за объект? Шахты с ракетами? Бункер? Что показал анализ? — не унимался Поручнев.
— Никаких ракет, — взял слово Веровой. — В земной коре на глубине трех сотен метров располагается массивное сооружение из армированного бетона и свинца.
— Свинец? Они там атомную станцию закопали? — предположил Зольский.
— Несмотря на мощнейшую защиту, объект фонит, — объяснил Ким Сергеев. — Нам удалось уловить нейтронное излучение и даже гамма волны. Да, думаю, в том секторе под Землей располагается атомная электростанция. Кроме того, сам купол объекта выступает в качестве мощного радиопередатчика, именно оттуда мы получили первые два сообщения с Земли.
— Но это не главное, — продолжил Веровой. — Самое странное мы обнаружили гораздо глубже объекта, испускающего излучение.
— Насколько глубже? Три сотни метров — это уже достаточно глубоко, — тихо произнес Орлов. Начальник ОНР выглядел сосредоточенным и собранным, но волнение свое скрыть не мог — его рука машинально чертила на планшете какие-то линии и узоры.
— Тот объект, который Боровский называет Гравитоном, находится на глубине в полтора километра.
— Но позвольте, господа, — немного заикаясь, сказал Зольский, — на такой глубине находится уже мантия земли. Там чудовищные температуры, там и до ядра рукой подать! Вы уверены в достоверности этих данных?
— Мы перепроверили все, и не единожды, — спокойно ответил Веровой. — Боровский не блефует, там действительно что-то есть. И это что-то способно воздействовать на ядро планеты.
— Но таких технологий у Боровского просто не может быть! — возмутился Поручнев. — Я все понимаю, Боровский — программа. Искусственный разум, которому удалось вывести текущую цивилизацию в космос. Я даже допускаю возможность роста технологий землян по экспоненте, но обладание ТАКИМИ технологиями — нет, это слишком! Простите, но я не верю. Боровский не мог за столь короткий промежуток времени достичь таких высот. Даже наша цивилизация не доросла до такого уровня.
— Думаю, Боровский и не пытался, — ответил Веровой. — Он мог воспользоваться древними технологиями предыдущих рас. Мы не в курсе, каких высот достигло человечество, прежде чем сгинуть в последнем катаклизме, равно как не знаем и о том, кто жил на планете до них. Да это, собственно, уже и не важно. Важен лишь факт, что Боровский, по сути, взял в заложники всю планету и выдвинул нам ультиматум.
— Не только планету, капитан, — добавил старший помощник. — Он взял в заложники всю Солнечную систему. Посмотрите на прогноз ЦУПа.
Сергеев вывел на стол голограмму Солнечной системы.
— Если то, о чем говорит Боровский, правда, то Земля в скором времени прекратит вращаться. Помимо глобальных тектонических сдвигов на самой планете, изменится и ее скорость обращения вокруг Солнца. Нарушатся все гравитационные константы — Луна упадет на Землю, а дальше… — модель, предложенная ЦУПом, ускорилась, и все ахнули. Одна за другой планеты Солнечной системы сталкивались друг с другом, сходили со своих орбит и сгорали без следа, притянутые Солнцем. — Это конец всей Солнечной системы.
— Цепная реакция, — прошептал научник.
— Так не достанься же ты никому… — подытожил Веровой и встал из-за стола. — Господа, нам выдвинули ультиматум. Времени на принятие решения нет, поскольку мы не знаем, когда Боровский запустит свою адскую машину на полную мощность. Нужно принять решение. Немедленно.
* * *
«Останови ее! — диалог, который Гаттак вел с Бором у себя в голове, занял лишь долю секунды. И было очень кстати, что Марша колебалась с выстрелом. — Она нам сейчас голову снесет!»
— Не нам, а тебе, — довольно спокойно ответил Бор. — Я везде, а ты — лишь одна из моих копий.
«Тебе настолько плевать на меня?»
— А почему мне не должно быть на тебя плевать, человек? — Бор даже изобразил смех. — Ты выполнил ту функцию, ради которой был рожден. Я проник в Гравитон и выдвинул «Магеллану» ультиматум. Я уже нахожусь внутри Гравитона и способен им управлять. В любой момент я могу выключить Землю, как простую лампочку. Все остальное — уже ваши личные отношения, ваши людские разборки. Такие мелочные, такие ничтожные.
Гаттак не нашелся, что ответить богу, уже сменившему прописку. Он впервые чувствовал себя настолько гадко. Его создали, использовали и выбросили. Его жизнь для Бора не значила ровным счетам ничего, она стоила не дороже салфетки в придорожном кафе. Всю свою жизнь Гаттак считал себя избранным, чувствовал свою необходимость, свою значимость. Это чувство заставляло его просыпаться каждое утро и бороться за свое место под солнцем, терпеть все лишения, сопровождавшие каждого профессионального военного Родины. А сейчас Родина в лице ее создателя просто отвернулась от того, кто положил на алтарь ее свободы все, что у него было.
Но на самом деле Гаттак ожидал чего-то подобного, а потому не сильно удивился столь прозаичному финалу. Сейчас его терзала иная мысль — что-то во всей этой истории его смущало. Бор преследовал цель и достиг ее. Марша тоже преследовала свои цели, и она вот-вот их достигнет. Десятки, сотни людей, которых знал Гаттак, жили, преследуя свои собственные цели. И лишь у него такой цели, как оказалось, не было. Всю свою жизнь он был лишь куклой в руках умелого кукловода. Но ведь такого просто не может быть! Не может быть, чтобы человек, уникальное по сути своей существо, прожил свою жизнь просто так, совершенно зря. Не может все закончиться здесь и сейчас, Гаттак отказывался верить в такой конец.
Скорость бега времени вернулась к нормальным значениям. Палец Марши уже чувствовал напряжение спускового крючка пистолета, Гаттак зажмурился, готовясь встретить свою судьбу, как вдруг кто-то вскрикнул:
— Стой!
Парень машинально обернулся на голос и изумился:
— Корра? Что ты тут делаешь?
— Да, сестренка, — Марша, изумленная не меньше Гаттака, повторила его вопрос, — что ты тут делаешь?
* * *
— Но что мы можем предпринять в подобной ситуации? — недоуменно спросил Поручнев капитана. Его поддержал научный руководитель проекта Зольский.
— Капитан, если дело обстоит именно так, как вы описали, то боюсь, что мы проиграли по всем статьям. Из послания Боровского ясно, что если мы не сменим курс, он просто уничтожит Землю. Мы могли бы попытаться использовать гравимодуляторы и подвергнуть Землю тотальному терраформированию, но мы даже не успеем приблизиться к планете. К тому моменту, как мы прибудем, ее ядро уже будет остановлено. «Магеллан» — мощный крейсер, но даже его мощи не хватит на то, чтобы заново запустить термоядерные процессы в ядре.
— Мы проиграли сражение, даже не явившись на него, — угрюмо буркнул начальник ОНР Орлов.
Капитан молчал. Руководство миссии было буквально раздавлено информацией. Высказались все, кроме старшего помощника Сергеева, но его мнение капитану было уже известно. Сергеев предлагал принять ультиматум Боровского и изменить курс, только так можно было сохранить Землю, да и всю Солнечную систему. Веровой смотрел на коллег и видел перед собой лишь сломленных людей. Цвет нации на самом технологичном и прогрессивном корабле во всей вселенной пасовал перед волей обезумевшей программы. Казалось, радоваться тут не чему, но, в отличие от присутствующих, Веровой почему-то улыбался.