– Твое – бери, только скажи, откуда они у тебя.

– Подарок.

– Чей? Жениха?

– Ты его не знаешь.

– Что? Значит, был кто-то ещё?

Чёрный Паша почувствовал, что свирепеет. Она с ним играет! Это притворство, кокетство? Может, он ошибся, и она совсем не такая, какой видится ему? Но нет, эта девчонка даже целоваться толком не умеет и стискивает зубы, точно хочет откусить язык. Неизвестно, до чего он дошел бы в своих рассуждениях, но поднял голову и встретил удивленный взгляд Катерины: что же он так волнуется из-за пустяка? Она даже пробудилась от своего столбняка.

– Это мне анархисты подарили. Я перед ними выступала с Вадимом, фокусником. Нет-нет, он – муж Ольги. А бандиты…

Она осеклась.

– Ну те, что наше представление смотрели, накануне обоз взяли с золотом. Вот и подарили. В запале. Иной раз артистам дарят… Аренский говорил… его потом убили… что на гастролях в Самаре купцы на манеж даже кошельки бросали.

Катерина частила словами, ей вдруг стало жалко этого человека, перед которым столь многие трепетали, и он, казалось, никого и ничего не боялся, а она – слабая женщина – могла в один момент сделать его счастливым или несчастным.

– Катюша, – он вдруг стал на колени и обнял её за ноги, – Катенька, милая, не бросай меня. Никогда в жизни я никого не любил, у меня не было жены и детей, я был один, как волк. Да, я был волком. Но, может, ты могла бы… пожалеть. Нет, только не жалость!

Он стал целовать её так, будто после собирался умереть: с какой-то пугающей отчаянностью. Ей казалось, что она задыхается, бьётся в паутине его поцелуев и объятий, протестует, отталкивает, а сама всё судорожней и крепче обнимала его, почти теряя сознание от захлестнувшей её горячей волны.

Кибитка мягко покачивалась, будто старалась хоть как-то смягчить предстоящие пленникам испытания.

Связанный по рукам и ногам Герасим безучастно лежал на дне повозки. Девушки сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу.

Ольга вглядывалась в осунувшееся лицо гиганта и удивлялась, что он так быстро сдался. Возможно, Герасим сам этого ещё не понимал, но в глазах его уже стыла обречённость.

Всего два месяца назад та, прежняя Ольга, поняла бы его. И сама задрожала бы от страха, от предчувствия неотвратимости судьбы. Прежняя, но не эта…

"Странно устроен человек, – думала эта новая, неведомая княжна. Казалось бы, перенеси теперешнего цивилизованного человека в первобытное общество – и он погибнет. Так, по крайней мере, утверждал когда-то дядя Николя. И наверняка в эту минуту он говорил не о каком-то абстрактном человеке, а о себе, умном и сильном мужчине. Слабая женщина, девушка не бралась им в расчёт. Предполагалось, что она погибнет неминуемо. А что на деле? Эта самая девушка попала в первобытный мир, даже, скорее, в хаос, где нет никаких законов и человек должен надеяться только на себя. В такой ситуации какая-нибудь Матильда, Изольда или леди Джейн из рыцарских романов давно лежали бы в глубоком обмороке или нервной горячке, а она не только не растерялась или испугалась, но закалилась и окрепла, и не собирается отдаваться на волю случая.

– Что-то в нашем полку поубавилось, – подчеркнуто бодро сказала Ольга.

Марго вздохнула.

– А я, знаешь ли, так до конца не могу и поверить, что мы с Янеком больше не увидимся. Кажется, вот сейчас кибитка остановится, а он уже ждёт нас… Не хочется думать о плохом, да? Папа наверняка бы пошутил: ох уж это французское легкомыслие! А что толку – убиваться? Плохое – жди-не жди, все равно придёт. Лучше о нем не думать.

– Да уж, – поддержала Ольга, – начни мы сейчас лить слезы, что изменится? Герасиму, вон, и без нас тошно… Вы с Янеком недавно поженились?

– Чего теперь скрывать? Никакие мы не муж и жена. Это Ян придумал, мол, так легче добираться. Даже справку где-то раздобыл…

– И где бы вы стали жить?

– Не знаю. Думаю, сейчас по всей России – кромешный ад, но Ян считал, что тихое местечко для жизни всё же можно отыскать. А куда ещё идти, если ни родственников, ни друзей не осталось? Правда, у меня в Нанте жила бабушка, но они с мамой давно рассорились, да и жива ли она? Только, думаю, за границу сейчас уйти ещё труднее, чем найти это тихое местечко…

– Катя, – вдруг хрипло пробормотал Герасим, – они убили её!

Девушки от неожиданности вздрогнули.

– Что ты! – Ольга покачала головой. – Когда я думаю о ней, не чувствую ничего плохого.

– Не чувствуешь… – горестно повторил атлет. – Что ты можешь знать?

Княжна задумалась. В самом деле, откуда эта её уверенность? Ведь Катя… Она представила себе подругу в скромной домотканой юбке, собственноручно вышитой сорочке, всё время, кроме цирковых представлений, прячущую волосы под платок… И вдруг, как наяву, увидела её. Этот облик настолько не был похож на обычный, Катин, что Ольга не сразу поверила своим глазам.

– Она жива! – воскликнула Ольга. – Я её вижу.

– Что ты видишь, расскажи, – мгновенно поверил Герасим, пытаясь приподняться и тоже что-то увидеть в лихорадочно блестящих глазах девушки.

Марго их общее возбуждение испугало. Точно они оба враз сошли с ума. Она отпрянула и вжалась в деревянный бок кибитки, глядя на них во все глаза.

– Вижу: Катя обнимает Альку… целует его… Альку уводит кто-то…не вижу… вижу – тот контрабандист, которого звали Батя… Заходит другой, атаман… протянул руку.

– Он бьет её?

– Нет, – растерянно проговорила Ольга, – он стал перед нею на колени.

– На колени?! Проклятая! Я чувствовал, что-то случилось. Предала! Ненавижу…

Он стал биться головой о пол кибитки.

– Прекрати! – закричала на него Марго. – Ты же мужчина. Мы – слабые девушки – ведём себя достойно, а ты устроил истерику. Что ты узнал такого? Это же он стоит перед нею на коленях, а не она перед ним!

Её сумбурная речь странным образом успокоила Герасима. Он лишь отвернул голову в сторону, чтобы девушки не увидели навернувшиеся на глаза слезы. Внезапно повозка остановилась, и внутрь заглянул правящий Карой контрабандист Перец. Другой, постарше, имени которого они не знали, верхом трусил сзади.

– Что у вас тут случилось? Стучали, кричали.

– Вы бы веревки хоть чуть-чуть ослабили, – неприязненно сказала Ольга. – Нарушение кровообращения в руках может привести к инвалидности. Вам ведь не нужны инвалиды?

– Не нужны. – Перец развязно подмигнул Ольге, будто они были лучшими друзьями, но веревки все-таки ослабил.

– Мон дье 40, – вздохнула Марго, – вот уж не думала, что в своей жизни повстречаюсь с настоящей ясновидящей.