(19:20), услышали сигнал воздушной тревоги. Немцы остались верны себе. Изо дня в день они методически бомбардируют город.

Мы вынуждены были пойти пешком. «Ничего у них не выйдет, – уверенно заявил П. М., – наши ястребки не допустят их в город, в этом я не сомневаюсь». Но, к сожалению, он ошибся. Налет был настолько интенсивный, что, как никогда, тревога продолжалась почти всю ночь. Часа два-три мы просидели в бомбоубежище, но это положение нас мало удовлетворяло. Забыв об опасности, мы уселись в кабинете И. Р. распивать чай, а затем расположились там же спать. Нас можно упрекнуть в легкомыслии, но мы, невзирая на грохот орудий, сопровождавшийся еще большим грохотом разрывов фугасных бомб, все же улеглись. Я вскоре заснул, но был разбужен толчком и покачиванием пола. Где-то неподалеку разорвалась фугасная бомба.

Было три часа ночи. Тревога, стало быть, продолжалась. Я повернулся на другой бок и снова заснул. Но и во сне меня не оставляла бомбежка. Снилось мне, что огромное количество вражеских самолетов налетело на Ленинград и производит здесь свою гнусную разрушительную работу. Я видел небо, усеянное множеством разрывов зенитных снарядов, и слышал разрывы фугасных бомб. Много еще разной гадости лезло в голову, но этот кошмарный сон был прерван в 6 часов голосом диктора, прочитавшего очередную сводку. Я быстро оделся и без четверти семь тихо вышел, оставив своих коллег, продолжавших храпеть во все носовые завертки. Сегодня узнаю результаты ночной бомбежки.

8/X-1941 года

Действительно, фугасная бомба упала в непосредственной близости от места нашего ночлега. Враг очевидно метил в завод «Судомех», но угодил в набережную, примерно в ста метрах от крейсера «Киров», пришедшего залечивать раны, полученные в боях на Балтике. Много бомб было сброшено в районе ул. Красных Командиров и Обводного около завода «Красный треугольник». Пожаров не было.

Как и всегда в 19:20, немец снова пожаловал с гостинцами. Тревога закончилась в 21:13, но через 10-12 минут была снова возвещена, и на этот раз надолго. Я лег в половине первого, а она еще продолжалась. В период второй тревоги я вместе с Слободняком (начальник 1-го отдела) [вышел] на вышку посмотреть на события в городе. Был виден сильный пожар в районе Морского канала, возникший еще 7 октября в результате бомбежки. Горело, очевидно, нефтехранилище, так как густой дым, пахнущий бензином, застилал значительную часть города. Видел в нескольких местах сбрасывание огромного количества зажигательных бомб в районе «Красного треугольника» (вскоре, видимо, ликвидированных, т. к. пожаров нигде не возникло).

Гул самолетов и грохот выстрелов от зенитных батарей заглушал разговоры с соседом.

Десятки мощных прожекторов протягивали свои длинные языки в небо. Однако ни одного самолета засечь не удалось, т. к. летали они, видимо, на большой высоте. Луна, прожекторы, разрывы зенитных снарядов, грохот орудий, вспышки от зенитных бомб, ракеты разноцветных огней создавали неожиданное потрясающее впечатление. Особенно активно переживал это все мой сосед, упомянутый выше Слободняк. Он, между прочим, большой трус, хотя внешне с большими потугами старается быть спокойным. Каждая вновь появившаяся ракета неизменно вызывает у него наивно-детский возглас, короткое «о».

Выстрелы зениток и разрывы снарядов вынуждают его прижиматься к стенке будки. Я уже не говорю о беспрерывном «железном дожде» – осколках снарядов, с грохотом падающих на крыши домов. В этом случае мой «герой» трусливо прячется в самой будке или в лучшем случае переходит на другую сторону.

* * *

Удивительные эти русские люди. Смерть у каждого на носу, а тем не менее никакого уныния. Я почему-то думаю, что это не только результат презрения к смерти и беспредельной уверенности в окончательной победе. Здесь сказывается и чисто русская натура с присущими ей беспечностью и благодушием: вблизи рвутся бомбы, снаряды, а они спокойно обедают, бьются в кости и даже играют в преферанс в минуты отдыха. Может быть, привычка ко всему новому заставила забывать это новое, превращающееся очень быстро в старое.

Вот вам картинка:

– Слушай, Володя, надо и совесть знать, четыре в ряд выигранные игры, пожалей хоть нас.

– А ты, Иося, играй лучше. Вместо того чтобы на себя играть, помогай партнеру обдувать меня. (Раздался огромной силы взрыв фугасной бомбы, потрясший до основания весь дом.)

– Ого, это где-то совсем близко, ха-ха-ха… Восьмерная без трех, вот это результат, говорил тебе, черту, что надо было идти не с пик, а с треф и с маленькой, сколько говорил, что под играющего надо ходить с дряни, а разыгрываешь с тузов. Ну вот и смотри, у него 75, а у тебя 258.

– Ну и что же, я учусь, а каждая учеба требует жертв. Это издержки производства. (А комендант завода в это время, выпив около графина пива, храпел и загибал на потолок ноги, немилосердно икая.)

Вот раздался сигнал тревоги – и сразу же несколько очередей зенитных орудий, вот вам наиболее разительный пример беспечности. Неужели нельзя было обнаружить эти самолеты еще на подступах к Ленинграду? Имеются и звукоуловители, помогающие обнаруживать вражеские самолеты, но нет, не таковы мы, чтобы постоянно быть в напряжении, в перманентной мобилизации. При непосредственной опасности мы становимся собранными и подтянутыми, но по ее минованию также быстро погружаемся состояние апатии и скуки.

11/X-1941 года

Был с П. М. в бане, к сожалению, без пара, так как в целях экономии топлива пар прекратили подавать. После омовения по-братски поужинали (баночка крабов, по куску селедки, хлеба по 100 г и по 100 г горючего). Пользуясь сплошной облачностью, благодаря которой был нарушен график налета немецких самолетов, я решил по пути заехать к Н. И.

Он, оказывается, переехал с аппаратурой в подвал дома, что в Торговом пер., 2. Закусили у него вонючей селедкой и кильками, предварительно выпив по 75 г. Пользуясь спокойной обстановкой, мы принялись стучать костями, и нашим «врагам» здорово досталось, в том числе Н. И.

Но недолго наслаждались мы мирной обстановкой, без 5 мин. 11 час., в момент передачи «Интернационала», началась тревога. Интересно отметить поведение и настроение людей: вдруг музыка оборвалась, все как один взглянули на часы, «тревога», заговорили мы, и действительно, через миг раздался протяжный вой сирены, но мы продолжали играть. Один из дежурных пошел на двор наблюдать небо. «Предательская» луна заливала своим матовым светом весь город, немцам везет: луна, чистое небо, в воздухе сухо. Такая погода совершенно нехарактерна для Ленинграда, особенно в октябре, через некоторое время наблюдатель явился и порекомендовал полюбоваться событиями на улице: пожары, гул самолетов, канонада зенитных батарей и прочие атрибуты нашего времени.

Не успели мы выйти на улицу, как совсем близко услышали рев самолета,