выдержал. Семь страниц написал какой то фигни, порвал отчёт и сбежал. Мне завтра надо «колоть» одного из наводчиков на сберкассу, а Лысенко пристегнулся ко мне с этим отчетом и послезавтра его ждёт от меня. Дам завтра Борьке бумажки. Он за полчаса изобразит нашу борьбу с гадской преступностью очень живописно. Слезу будет Борькин текст вышибать даже у генерала.

Зазвонил телефон.

— Малович слушает, — Шура сел в кресло. — А, это ты, Нинка! Привет. Слушаю.

— Саня, приветик! — радостно пропищала Нинка Соловьёва. — Давай вечером встретимся. Возле кинотеатра «Сорок лет Казахстану». В киношку сходим. Потом в «Колосе» посидим, винца марочного хлебнём. Погуляем после марочного. Ты же сегодня никаких бандитов не ловишь?

— У меня поезд через два часа, — Шура от неожиданности вспотел. — Меня на курсы повышения посылают в Караганду. Неделю меня не будет. Или две. Потом я тебя сам найду. Ну, пока…

И он аккуратно уложил трубку на рычаги.

— Я тебе говорила, что она сама не отклеится от тебя, Соловьёва эта, шваль неприкаянная, — Зина остановилась напротив мужа. — Я тебе говорила. И с чего бы ты её сам будешь искать? Саш, ты меня пока не дуришь, но эта профура может тебя измором взять. И звонит уже не в первый раз, да? Рабочий номер знает, конечно? Ну, стало быть, понесло тебя, кобеля!?

Тогда давай так сделаем. Я и Виталик поедем поживём у Борьки с Аней, а ты кроме ловли преступников ещё и Нинку от себя отрываешь. Как головку от подсолнуха. Как погоны с офицера, который честь потерял.

— Во, ария из оперы, блин! — психанул Александр. — Ты же всё видишь как рентгеновский аппарат. Ну, знаешь же, что я с Нинкой роман не кручу. И видишь, что и не буду крутить. А то, что она липнет, так пойди и по морде дай. И успокойся.

— Виталик, в рюкзак сложи всё, что тебе нужно на неделю. Потом остальное заберём, — Зина собрала свои вещи в спортивную сумку Маловича и они с сыном ушли.

— Ну, с Нинкой сегодня я уже не переговорю, — прикинул Шура. — Завтра, похоже, не получится никак. Сколько с Кудрявым возиться буду, пёс его знает. Съезжу к ней на кондитерскую через день. Тянуть не стоит. Привыкнет жена отдельно жить — потом из девичьей жизни одиночной не вытащишь. Хотя, думаю, этот концерт на две-три недели. Как, блин, Нинка эта нагло работает! Домой звонит запросто. Телефон узнать — раз плюнуть. Жену вообще не опасается. А знает, зараза, что Зинка ещё та тётка! Волосья при надобности все вырвет сопернице нелегальной и нахальной. Шура действительно не желал иметь любовницу. Ну, вот не хотел другую! И всё! Значит, и так бывает.

Есть он не стал. Выпил бутылку лимонада. Позвонил Тихонову. Сказал, чтобы завтра в полной форме и с пистолетом был у Лысенко, у командира. И чтобы командир дал ему для акции проверки документов трёх сержантов-автоматчиков. Предстоит поймать под этим соусом одного из наводчиков ограбления сберкассы. Тихонов ответил, что в десять утра всё будет готово.

— Поедем в обед на нашем «ГаЗ-69» в «Лихоманку», где блатные гужуются. Рядом с аэропортом кафе старое, — Шура зевнул. — А я сейчас схожу к Николаеву из отдела паспортного контроля, узнаю, как провернуть мою задумку получше. Чтобы был нужный эффект.

У Николаева он узнал несколько хитрых приёмов, которые помогают доколупаться до любого человека. Даже если он паспорт получил вчера и никому его ещё не показывал. После чего вернулся, прочёл всю газету «Ленинский путь» и уснул рано. Включил телевизор и под светлые звуки классической музыки в исполнении струнного квартета мгновенно вырубился. А проснулся в семь под голос диктора из серьёзных «Последних известий». Диктор добросовестно рассказал то же самое, что и вчера. Шура его заглушил, сел на мотоцикл и не спеша двинулся на работу.

Никто ещё пока толком не объяснил народу, почему с утра люди злее, чем вечером. Вот насчёт преступлений многие, не знающие вопроса, крепко заблуждаются. Думают, что чёрные дела только под покровом тёмной ночи таятся и происходят. А вот Малович триста сорок семь задержаний вооруженных преступников провёл утром. Часов до одиннадцати что-то не так внутри душ и умов граждан. Потом отпускает.

К обеду народ почти уравновешен, думает о пожарских котлетах в столовой и насыщенном компоте из сушеных яблок. Ждет вечера, когда можно глотнуть литр пива по дороге домой из желтой бочки на улице или в забегаловке, где и рыбку вяленую продают кусочками. А ещё вечером телевизор может окончательно приласкать психику трудового человека художественным фильмом о неразделённой любви или фигурным катанием, которое и зимой и летом дает советским гражданам шанс увидеть много молоденьких девушек в плавках.

Девушки в воздухе широко расставляют ноги и выделывают ими всякие кренделя. И нормальному мужичку, нисколько не переозабоченному, имеющему ежедневную возможность наблюдать жену в любом виде и положении ног, всё равно хорошо. Внутри пиво, на экране катание с фигурами или балет, на который часто отвлекаются из кухни и жены, поскольку балерин они в это время совсем не видят, а вот фигуристые юноши-танцовщики в белом трико балетном — это далеко не муж в семейных трусах.

Шура вспомнил этот феномен когда вошел в кабинет командира «угро» подполковника Лысенко.

— Шура, мать твою! Ты должен раньше начальства прибывать на службу и первым узнавать о касающихся тебя новостях.

— Ну, допустим. — согласился Малович. — Только без командира я новость могу понять не так и сделать с ней не то. Решает у нас командир — что с новостью делать и кого она касается. Если не прав я, разжалуйте меня до ефрейтора. Буду стоять и проверять в дверях УВД пропуска.

— Короче, — Лысенко вытащил из стола рапорт дежурного. — Достал ты меня разжалованием в ефрейтора. Кончай уже дурковать. Слушай дело. В семь утра киномеханик клуба «Заводской» вытащил из кровати жены любовника, хотя сам, подлец, всю ночь торчал у любовницы. Ну, навесил ему всего пару фингалов, после чего любовника сдуло попутным ветром. Вот это всё соседи рассказывают. Они утром рано во дворе развешивали бельё на верёвки. Жена с пяти часов всё постирала. Они вообще ложатся и встают рано.

И сосед Выдрин через низкий забор видел, как киномеханик с ружьём двадцатого калибра в руке выволок жену за кудри и поставил её к сараю. Выдрин думал, что он бабу свою неверную попугает, даст пару раз по хребту