Военный историк Дэвид Ирвинг считал, что два обстоятельства противодействовали быстрому развитию нацистского «Уранового проекта»: «Первое – то, что во все время его существования проектом руководили сами ученые; второе – то, что упор во всех работах неизменно делался на теорию, а не на практику». Американские специалисты после войны сделали схожий вывод: «В немецких научных кругах нередко шли на хитрость и, пользуясь некомпетентностью ответственных руководителей, добивались возможности проводить научные исследования, которые выдавались за исследования военного характера, но которые зачастую не могли оказать в войне ни малейшей помощи». Но главная причина заключалась все же в отсутствии серьезного интереса к атомной бомбе у фюрера. Будь он увлечен ей, так же как ракетами, все вышеуказанные проблемы быстро были бы решены.

Летом 1943 г. произошло еще одно определяющее событие, замедлившее темпы работ. Прекратились поставки вольфрама из Португалии, необходимого для производства отдельных видов боеприпасов для армии. Тогда Шпеер принял решение использовать вместо него уран. На военные заводы было передано 1200 тонн урановой руды[69].

5 августа 1944 г. в беседе с начальником ОКВ Кейтелем, министром Риббентропом и румынским маршалом Антонеску Гитлер в весьма туманных выражениях намекнул на атомную бомбу. Он рассказал присутствующим о работах «над взрывчатым веществом, разработка которого уже доведена до стадии экспериментов». Фюрер уверил Антонеску, что в Германии созданы четыре новых вида вооружения. О двух из них теперь знали все, это ракеты «Фау-1» и «Фау-2». Гитлер сказал: «Другой вид оружия обладает столь огромной мощью, что один удар таким оружием уничтожит все живое в радиусе трех-четырех километров». Видимо, тут он намекал на ядерное оружие. Никто никогда не узнает, что имел в виду фюрер, упоминая некий четвертый вид оружия, возможно, нервно-паралитические газы нового поколения или что-то другое.

Постоянно ухудшавшееся положение Германии в 1944 г. сказалось и на «Урановом проекте». Заводы, задействованные в производстве необходимого оборудования и материалов, были повреждены в результате воздушных налетов, некоторые научные лаборатории пришлось эвакуировать. В результате, согласно официальным данным, немцам так и не удалось приблизиться к созданию атомной бомбы.

Однако в последние годы появилось довольно много сведений, что это было не совсем так. К примеру, в ночь на 4 марта и 25 марта 1945 г. на полигоне Ордруф, в Тюрингии, было произведено два сверхмощных взрыва, в результате которых образовались огромные воронки и был повален лес в радиусе 600 метров от эпицентра. Есть свидетельства местных жителей о «вспышках ярче солнца и грибовидных столбах пламени высотой около одного километра». В качестве косвенного свидетельства проведения ядерных испытаний приводятся отчеты полувековой давности об обнаружении на территории бывшего полигона цезия-137, кобальта-60, урана-235, урана-238 и лития-6.

При этом надо понимать, что цезий-137 и кобальт-60 могут быть образованы только в результате деления ядер урана. Другие продукты, найденные в почве на местах испытаний (уран-235, уран-238, литий-6), свидетельствуют о безусловном событии испытания ядерного оружия, при этом имел место крайне низкий КПД расщепления начинки заряда и рассеяние большей части делящихся материалов в ходе взрыва. Таким образом, если это и был ядерный заряд, то примитивной конструкции и небольшой мощностью (до одной килотонны).

По словам немецкого историка профессора Райнера Карлша, во время взрывов в Ордруфе были убиты несколько сотен советских военнопленных (около 700 человек), на которых испытывали новое оружие.

Есть также обрывочные сведения о более раннем (11 октября 1944 г.) испытании ядерного заряда на острове Рюген в Балтийском море. Одним из доказательств является сохранившийся в американских архивах допрос немецкого эксперта по зенитным ракетам Ханса Цинссера от 19 августа 1945. Тот рассказал следующее: «В начале октября 1944 г. я вылетел из Людвигслуста (южнее Любека) и находился на расстоянии 12–15 км от испытательной станции, когда заметил сильное, яркое освещение всего неба, продолжавшееся примерно две секунды. Ясно видна была удаляющаяся воздушная волна и облако, образованное в результате взрыва. Эта волна имела диаметр примерно в 1 км, когда я ее увидел, и контуры облака быстро менялись. После короткого периода темноты его испещрили разного вида световые пятна, которые по сравнению с обычным взрывом были бледно-синего цвета.

Примерно через 10 секунд четкие очертания облака исчезли, и облако стало светлеть, выделяясь на фоне неба, покрытого серой дымкой. Диаметр воздушной волны, остававшейся видимой на протяжении 15 секунд, достиг 9 км… Час спустя я взлетел с аэродрома в Людвигслусте на He-111 и полетел в восточном направлении. Вскоре после взлета я прошел через почти сплошную дымку на высоте 3–4 км. Облако в форме гриба с турбулентными изменениями до высоты 7 км все еще стояло над тем местом, где произошел взрыв. Отмечались сильные электрические помехи и невозможность ведения радиопередач, как после удара молнии».

Конечно, эти обрывочные данные еще не являются доказательством того, что немцы успели-таки испытать ядерное оружие, но тем не менее поиски в этом направлении являются небезынтересными.

Рассматривая причины краха Третьего рейха, многие историки вменяли Гитлеру в вину недооценку оружия массового поражения. Точнее, то, что он якобы недооценил возможность создания ядерной бомбы. Однако эта точка зрения весьма спорная. Во-первых, перспектива создания подобного оружия в 1942–1944 гг. была весьма шаткой, и мало кто всерьез в нее верил. Во-вторых, успей создать немцы даже к середине 1944 г. несколько атомных бомб (раньше это было невозможно даже при самом благоприятном развитии событий), это вряд ли изменило бы ход войны в пользу Германии. Ядерная бомбардировка Лондона или Москвы вряд ли заставила бы антигитлеровскую коалицию пойти на переговоры с Германией, тем более что основной противник – Соединенные Штаты находились вне зоны досягаемости немецкой авиации. Да и мощность первых атомных бомб при имевшемся дефиците урана была бы явно недостаточной для нанесения глобального вреда городам противника. Для тактических же целей ядерное оружие не годилось.

Между тем у Гитлера и так было в запасе оружие массового поражения гораздо страшнее и опаснее ядерного.

…22 апреля 1915 г. на Западном фронте, в районе города Ипр, была красивая утренняя заря. Просыпавшиеся в окопах солдаты Антанты: французы, бельгийцы, представители колоний – встречали очередной тяжелый день войны, не предвещавший, как казалось, ничего особенного. На фронте царило затишье, перемежавшееся короткими перестрелками на отдельных участках. Днем пилоты самолетов-разведчиков донесли о значительном оживлении позади германских линий и непонятной деятельности в расположенной недалеко от линии фронта роще.

Около 17.00 немецкая дальнобойная артиллерия начала обстрел Ипра крупнокалиберными снарядами, но огонь велся недолго. Вскоре наблюдатели увидели два зеленовато-желтых облака на земле, перед линией германских окопов. Распространяясь в стороны, эти облака поднялись кверху и, продвигаемые вперед легким ветром, становились голубовато-белым туманом, таким, какой можно видеть над мокрым лугом в морозную ночь. Позади тумана медленно двигалась немецкая пехота. Когда облако достигло позиций французских колониальных войск, их солдаты почувствовали сильный запах, быстро вызывавший жжение глаз и раздражение носа и горла. Затем у них началась страшная рвота и надрывный кашель. Вскоре войска, занимавшие позиции у Ипра, охватила паника, и они бросились бежать в тыл…