– Мент менту рознь! – шутливо погрозила она пальчиком и поправила на шее шелковый платок.

– Это да, – поняв свою оплошность, вполне искренне рассмеялся Михаил. – Но Поляков-то был, знаете ли, такой… Всегда собранный, закрытый, неотрывно следящий за игрой, а заодно – за всем вокруг. Не генерал, а скорее лишенный харизмы разведчик.

– Когда он был у вас в последний раз?

– Перед майскими. Потом исчез.

– Вы ему звонили?

– Нет. Я даже не знал его номера.

– Интересно… Как же вы договаривались об игре?

– У нас есть администратор, Алексей Николаевич. Видите ли, моя жена не приветствует наши невинные сборища. Обижается на меня, считает, что вместо игры я мог пойти с ней в театр или на прогулку. Чтобы не раздражать ее излишней суетой, а в придачу и свой помятый жизнью мозг, я назначил администратора, с которым связывались игроки.

Теперь Варваре Сергеевне стало ясно, почему следаки до сих пор не вышли на осторожного и хитрого еврея – его номера не было в детализации звонков покойного.

– А администратору он что сказал?

– Ничего. Просто перестал приходить, на звонок не ответил. Колхоз – дело добровольное, мы нашли ему замену.

– Как он попал в ваш клуб?

– Казарян, водитель одного из игроков – Аркадия, какой-то дальний его родственник из Еревана, сказал, что его приятель и земляк служит в доме, хозяин которого хорошо играет. Аркадий поручился за отставного генерала и привел его в клуб.

– Аркадий и Поляков дружили?

– Нет. Конечно, нет. У нас никто не дружит, – не чувствуя угрозы, уже расслабленно отвечал Швыдковский. – Бывает, что очень редко помогаем друг другу во внешнем мире, но это не про Полякова. Он хоть и мент был при хорошем звании, но приезжий. Жил как будто скромно, серьезными делами не занимался.

– Было ли в его поведении что-нибудь странное в последнее время?

Швыдковский задумался, и лицо его приняло какое-то мечтательное, как если бы он вспоминал не о покойном, а о музыке, выражение.

– Было.

К столику подошел официант:

– Что-нибудь выбрали?

Михаил, не забывая быть галантным, протянул руку в сторону Варвары Сергеевны.

– Двойной эспрессо, – машинально сказала она.

– Мне одинарный, молоко отдельно, сахар не нужен. Примерно с осени прошлого года он ходил такой, будто ему поставили плохой диагноз. Над шутками смеялся, едва вникая в смысл, глядел мимо, начал чаще проигрывать.

– А раньше что? Был веселее?

– Не веселее, но поживее. Особенно когда в катране появилась эта девчонка.

– Ух ты! Шерше ля фам? Интрижка в логове маститых картежников? – Варвара Сергеевна подвинулась плотнее к столу.

– Бро-осьте! – скользнув взглядом по ее напомаженным губам, ухнул, как филин, Швыдковский. – Он так… по-тихому высасывал ее глазами. Знаете, в какой-то момент мне даже показалось, что они переспали. Но это так, пустое… Даже если в порядке бреда представить себе, что это произошло, то лишь в силу какой-то невероятной случайности.

– Хорошая девчонка?

– Дурочка, насмотревшаяся постановочных сериалов про тайные игорные клубы. Игрок хоть и рисковый, но весьма посредственный, шума больше. Покрутилась пару-тройку месяцев и пропала, как будто и не было. У нее был какой-то дикий муж – молодой парень из тех, что трахаются в музеях, портят дорогие машины, бросают «коктейли Молотова» в полицию и снимают все это на камеру. Воинственная оппозиция, а по мне – так полные кретины. Мне кажется, она искала себе другого мужа или просто приключений на свою задницу. Поняв, что у нас ловить нечего, ходить перестала.

– И что, Роман на нее запал?

– Вы понимаете, – проигнорировав ироничный тон Варвары Сергеевны, Швыдковский нахмурил узкий лоб с истончившейся бледной, испещренной мелкими морщинами кожей. – Роман был не из тех, кто западает в хорошем смысле на женщин. В нем этого не было.

– Чего именно не было? – не поняла Варвара Сергеевна.

– Радости, – мечтательно и грустно вздохнул он. – Пусть грешной, но радости. Карточная игра – тоже радость… Я могу быть с вами предельно откровенен? – спросил Швыдковский.

– Только на это и рассчитываю, – улыбнулась она в ответ.

– Я много лет наблюдаю различных преферансистов и могу сказать, что по тому, как человек ведет себя в игре, о нем можно сказать если не все, то очень многое. Роман был крепким середнячком, азарт не выказывал, к проигрышам и выигрышам относился сдержанно. Такие всегда нужны за столом, но о них не тоскуют, не разбирают их слова на цитаты, не ждут их и не стремятся с ними выпить или продолжить знакомство вне игры. Таких ведет по жизни зависть и затаенный гнев, они радуются только чужим поражениям и по ночам смакуют их, как другие – женщин. В детстве, в моем старом дворе в Харькове, у нас был мальчик. Он умудрялся тихой сапой подначивать компанию на разные свойственные подросткам мерзости: мучить подыхающих голубей, сбросить с балкона наполненный водой презерватив на голову старой сварливой соседки, напугать из-за угла вредного учителя. При всех его задатках он не был лидером, но каким-то непостижимым образом вкладывал гадкие мысли в головы других, да так ловко, что, по факту, придраться было не к чему. И вот когда нашей компании удавалось что-то пакостное сделать, этот спокойный мальчик словно раздувался в размерах, переполнялся какой-то силищей, которую не смел выпустить наружу. Рома чем-то неуловимым мне его напоминал… Жаль человека, но плакать о нем никто не будет. Кстати, а как именно его… как он умер?

– Его убили в собственной бане.

– Боже мой… Как же так? За что?! – схватив со стола бумажную салфетку, Швыдковский промокнул лоб.

– Этим занимается следствие. Я обещала, что про убийство говорить не станем, – выкрутилась Самоварова. – К тому же я действительно не совсем в теме. Выполняю работу скорее биографа. А тайны следствия на то и тайны.

Принесли счет, и Варвара Сергеевна открыла приложение для оплаты, но Михаил, заметив ее жест, быстро достал из кармана портмоне.

– Обижаете!

Рассчитавшись, он встал – померкший, напуганный, из-за парадного белого пиджака еще более жалкий в своей болезненной худобе, похоже, только к концу разговора вполне осознавший, что произошло с его бывшим товарищем.

– Как звали ту девушку? Игрока? – выходя из придерживаемой для нее Швыдковским двери на долгожданный свежий воздух, поинтересовалась Варвара Сергеевна.

– Агата. Дмитриевна. Пустое. Не тратьте время. Эта мелкая хищница была ему так же чужда, как и он ей. Он нам, тем, кто видел его каждую субботу три года подряд, остался чужд, а ей – тем более.

– Как считаете, Роман был болен? – открывая приложение «Яндекса», как будто невзначай задала она неприятный вопрос.

– Мы все, так