еще никогда не испытывал, но примерно понимал, как оно может называться.

Катя, будто уловив его мысли, посмотрела на него чуть дольше обычного. Ее большие серые глаза показались ему невероятно добрыми и какими-то близкими, родными.

— Что? — спросила она и Петя подумал, что она сейчас вырвет руку. Но не вырвала.

У него застучало сердце, кровь прилила к голове.

— … Э-э, вон! — выпалил Петя. — Видишь, на той стороне дороги за сараем здание. Когда мы ехали, я видел там спереди было написано «Милиция». Еще подумал, что те мужики, что чуть Витьку не схватили, там могут работать.

— А-а… — слегка разочарованно произнесла она, будто ожидала услышать что-то другое. — Я думала…

— У тебя очень красивые глаза, — выпалил он и залился краской.

Вокруг шумела толпа. В этом месте она раздваивалась — меньшая часть поворачивала налево в город, другая половина сливалась с широкой, безбрежной людской рекой, заполнявшей все тротуары и часть проезжей части. Никто не обращал внимания на двух подростков, почти еще детей, которые смотрели друг на друга, не отрываясь.

— Спасибо, — ответила она тихо. — Мне еще никто такого не говорил. На ее щеках выступил румянец. Петя вдруг понял, что безнадежно влюбился.

Он бы хотел, чтобы это мгновение продолжалось вечно, но как всегда…

— Смотри, — крикнул он, — там милиционер!

Катя сжала его руку и они, выслушивая проклятия, ринулись поперек толпы.

— Куда тебя черти несут, окаянный! — Петя почувствовал, как чья-то палка проехалась по спине, но, по правде говоря, ему было все равно. Внутри все пело и ликовало, и он даже подумал, что все не так уж и плохо, как ему казалось. Конечно, Катя была старше его, но это нисколько его не смущало. Особенно в теперешних условиях.

Они выскочили на противоположный тротуар и остановились.

— Он был там, — указал Петя рукой на припаркованный возле здания милиции грузовой автомобиль. — В синей фуражке!

Напор толпы все увеличивался. Люди в основном шли молча, угрюмо и тяжело, но когда видели, что какой-нибудь ловкач на автомобиле, груженом доверху чемоданами, сигналит, пытаясь проскочить быстрее, мало кто сдерживался. Народ был на взводе.

Одна такая машина, непрестанно сигналя, пыталась освободить проезжую часть. Красный от злости водитель высунулся из окошка и закричал что-то понурым мужикам, бредущим впереди.

Петя расслышал только несколько слов: «прочь с дороги, начальство, быстрее, важное дело» и тут же ему стало стыдно, когда в том же ключе он говорил о своем отце — причем делал это с малоскрываемой гордостью.

Один из мужиков повернулся, молча вытащил из-за пазухи огромный нож, и Петя от ужаса сжался, представляя, что сейчас будет.

Катя начала медленно отходить, оглядываясь на здание милиции. Ее лицо побелело от страха.

Тут же автомобиль обступили другие люди. Водителю и пассажирам грозила неминуемая расправа. Однако вместо рукоприкладства и поножовщины, мужик со спутанной бородой подошел к машине и одним движением перерезал веревки, удерживающие на крыше внушительных размеров багаж. Чемоданы, тюки, ковры и коробки посыпались на грязную проезжую часть. Мужик пнул один из чемоданов, тот со вздохом открылся и из него полетело кружевное белье, какие-то чепчики, рубашки, майки и сарафаны. Затем он сделал шаг вперед, нагнулся, и с каким-то глухим остервенением вогнал нож в колесо, точно это был кусок сала.

Машина с шипением осела.

— Милиция! Милиция! — заорал выскочивший из машины пузатый человечек в пенсне. — Грабят! Убивают! Спасите!

— Кому ты нужен, урод, — буркнул мужик, плюнул на выглаженное пальто пассажира и вышел через мгновенно расступившийся перед ним круг людей.

— Что смотришь? — закричал фальцетом пассажир на своего водителя. — Закрывай чемодан, кому говорю! А вы чего уставились! Чужого добра не видели⁈ — он принялся собирать все эти чепчики и кружева из грязи и пихать назад в чемодан.

— Васенька, вон еще, улетела моя кофточка… — из машины раздался писклявый женский голос, и Петя отвернулся. Ему стало невмоготу смотреть на это действо, а еще хуже было ощущать, что он и его папаша не сильно-то и ушли от этих людей.

Он увидел, что Катя уже подходит к зданию милиции. Наверное, она решила позвать кого-нибудь, пока не случилось преступление. Петя бегом нагнал ее у самого входа, когда она подошла к стенду «Их разыскивает милиция» и замерла перед ним.

— Гляди.

Петя уставился на доску и долго не мог понять, что же на самом деле он видит. Тогда, сидя в темном подвале дома, он не воспринял фоторобот Червякова всерьез. Видимо, сказалась усталость, голод и холод. И хотя сейчас он чувствовал себя ненамного лучше, лицо, смотрящее на него с желтого листа бумаги казалось куда более реальным.

— Червяков… — прошептал он.

— Да, это ваш товарищ. Эту рожу ни с чем не спутаешь… — сказала Катя.

— Никакой он нам не товарищ! Он вообще второгодник. Нам его засунули против нашей воли!

— Ну ладно, не злись. — Она снова взяла его за руку.

— Не понимаю…

— Что?

— Как он здесь оказался? Ведь… он же… из нашего времени…

Катя пожала плечами.

— И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть… Вы же тоже как-то оказались.

Она потянула его в сторону двери, над которой висела вывеска «Отделение РАБ-КБ милиции».

Петя открыл дверь на скрипучей и очень мощной пружине и пропустил Катю внутрь, затем вошел сам. В помещении было непривычно тихо и тепло, отчего голова слегка закружилась и его потянуло в сон. Стены, выкрашенные в мрачный синий цвет, пестрели глубокими царапинами и трещинами. Краска на дощатом полу местами слезла. Кое-где на досках блестели шляпки гвоздей. На противоположной от входа стене находилось подобие приемного окошка, только размером побольше. По бокам помещения — закрытые двери. Слева поднималась лестница, хотя Пете почему-то показалось снаружи, что здание — одноэтажное. Он посмотрел наверх и увидел разноцветный витраж вместо стекла — на нем различался серп и молот, а также профиль Ильича, который смотрел в сторону Преображенского рынка.

Возле прикрытого сильно поцарапанным оргстеклом окошка лежал потрепанный журнал и огрызок карандаша, а сверху белела полукруглая надпись «Дежурное отделение».

Петя поежился.

— Может… лучше пойдем отсюда? — тихо сказал он, почувствовав, как в животе громко заурчало. От голода, но в большей степени, от страха. От помещения хоть и незримо, но довольно ощутимо веяло опасностью. Он не мог сказать, в чем это