Угу. А ещё он – тот «гений», который упрятал Око Зари в самом недоступном в Галактике месте. Настолько недоступном, что теперь даже ему не под силу выцарапать артефакт назад…

Наши взгляды встречаются. И я отвожу глаза.

Дима краснеет и бледнеет. Кажется, он вспомнил ту нашу первую встречу с «юным» хахиром…

Понятно, почему в Храме не ведали о таком послушнике. Они же не поднимали списки двухсотлетней давности…

Ваське наши терзания до лампочки. Он внимательно смотрит на Хранителя и с армейской прямотой уточняет:

– А что это за муйня – Око Зари? И чем оно нам поможет?

От начала рода людского преследуют его две вещи – неизвестность и темнота. И хуже всего, когда эти понятия объединяются. Когда тёмным зрачком таращится в тебя что-то…

А ты… Ты строишь самые дикие догадки. Вспоминаешь кошмарные россказни Нух-Бода. Сидишь на каменном полу и ёжишься от самых поганых предчувствий.

Только одно согревает.

Мысль о том, что есть люди, которые в тебя верят.

Конечно, этого маловато.

Но достаточно, чтобы, пряча потные ладони, ты ободряюще улыбнулся красивой, заплаканной девушке…

– Пора, – сказал я.

– Да, – кивнул Васька.

Но ещё несколько секунд мы отдыхали на полу. Дима что-то насвистывал.

Остальные в этой комнате молчали. Они нас не торопили.

Только мы сами уже знали – пришло время.

Васька кашлянул и первым встал, отряхивая штаны от воображаемой пыли. Следом поднялись мы с Димой.

Замерли посреди комнаты.

Тьма впереди терпеливо ждала.

А слева, из-за колышущейся матовой завесы, прилетали ароматы трав. Тех, что росли у подножия Пирамиды.

Они тоже чужие для нас – эти пряные ароматы и высокая неземная трава.

Только отчего-то ясно встают перед глазами её высокие жёсткие стебли. Так невыносимо хочется упасть в их объятия. И лежать, запрокинув голову в прозрачно голубое небо…

Но мы делаем шаг вперёд.

Васька оборачивается у порога темноты:

– Да здравствует Императрица! Если не вернусь – считайте меня легитимистом. И крутым перцем! – Задумывается на секунду и добавляет: – А фиг с ним, чего откладывать? Можете считать прямо сейчас… Потому что я вернусь!

Он прав.

Мы вернёмся. Обязательно. Ведь от нас зависит судьба не только двух девчонок, хоббита и умирающего хахира.

Вернёмся – потому, что иначе и быть не может!

– Взялись за руки, – командую я.

Наши ладони смыкаются.

И мы делаем последний шаг – прямо во тьму.

От резкого холода перехватывает дыхание. Сердце отзывается гулкими ударами, вздрагивает и цепенеет.

Какие-то искры пролетают перед глазами. А вокруг царит безмолвие. Вечное, вселенское…

Я что, уже умер?

Но до сих пор чувствую ладони товарищей.

Хотя вижу только ослепительную черноту…

А теперь не вижу. Не чувствую…

Холод. Пустота…

Ничего не остаётся.

У меня больше нет тела. Только сознание безмолвно кричит на всю Галактику:

«Я – Лёха!»

И Галактика отзывается шквалом огня. Протуберанцами плазмы в миллион градусов…

Тело возвращается. Лишь для того, чтоб я мог испытать боль. И сгореть без остатка, развеяться на молекулы… атомы… протоны.

Я – облако элементарных частиц. Физически чувствую, как долбит сквозь меня гамма-излучение квазаров – словно мириады невидимых, раскалённых иголок…

Теперь и правда умираю…

Рассеиваюсь в вакууме.

Хотя напоследок успеваю узнать тайну рождения Вселенной, ощутить, как закручиваются спирали Млечного Пути. И понять, что всё это мне на фиг не надо!

Сквозь хаос огня и боли долетает чья-то мысль:

«Всё равно в московской ментовке было хуже! А-а-а!!!»

По интонациям я узнаю Ваську.

А спустя миг вываливаюсь куда-то в блаженную, сказочную прохладу…

Кожу покалывало, мышцы гудели.

У меня опять есть тело!

Только в глазах – до сих пор темно…

Я попробовал пошевелиться. Это получилось!

Подо мной было что-то мягкое… И влажное?

Я сел.

В глазах начало светлеть. Но пока мало что разберёшь… Вслепую я ощупал ладонями то, на чём сидел. И понял, что это трава.

Росистая мягкая трава!

Куда ж это меня зашвырнуло?! Неужели опять в Долину?

Я протёр глаза. Моргнул и наконец-то смог различить вокруг очертания деревьев в предрассветных сумерках.

Так и есть!

Ульфакские куцелопы!

Неужели у нас ничего не вышло?

Фэй-Тун слишком мало рассказал о том, куда мы должны перенестись. Но я и сам могу представить, что за поганое то место – откуда редко кто возвращается!

А здесь…

Здесь тихо, прохладно. И щебечут какие-то мелкие пичужки.

Кто-то застонал.

Я повернул голову и обнаружил Ваську.

Чуть в сторонке отдыхал Дима. Он вяло поинтересовался:

– Ну что, всё закончилось? Или будет продолжение?

– Тебе понравилось? – хмыкнул Васька.

– Не знаю. Ещё не распробовал…

– Мазохист!

Они продолжали болтать заплетающимися языками. А я встал, пошатываясь. Мне было муторно. И стыдно.

Помню, с какой надеждой смотрела Лаг-Ни.

Там, в Пирамиде, нас до сих пор ждут. И верят…

А мы, как полные лузеры, опять вывалились в Долину. Вестники самозваные! Джедаи-недоучки…

– Ну, хватит! – рявкнул я, обрывая нелепую болтовню товарищей. – Вы что, не понимаете…

Слова застряли у меня в горле.

Я моргнул.

Но видение не исчезало. Оно было потрясающе реальным.

Как заворожённый, я шагнул к кустам, наклонился и поднял тёмную бутылку с этикеткой «Оболонь светлое».

– Что за?.. – удивился Васька. И онемел.

Он изучал бутылку целую минуту – молча, сосредоточенно. Вертел в руках, щупал. Читал этикетку внимательно, словно разведчик, получивший шифровку с Родины.

В конце концов вылил себе на ладонь пару капель оставшейся внутри жидкости. Принюхался и объявил тоном эксперта: