из настоящей шерсти. Все так сдержано, так просто, что даже слишком. Качественная, но без хитростей отделка, только самая необходимая заурядная техника и мебель.

«Господи, да он живет застенчивей нас!»

Она знала, он может позволить себе куда больше, но почему-то жил именно так. Она осматривалась, подмечая каждую деталь, жадно выхватывая то, что могло ей больше о нем рассказать, чем она знала. Она прошла вдоль телевизора и нежно, едва касаясь кончиками пальцев, провела по одной из полок с рамками. Это была его квартира, он в ней прожил большую часть своей жизни. Его жизнь. Полки были заставлены ее эпизодами, и судя по его лицу на них, счастливыми. Ни одной фотографии без нее. Наверно, будь Хикари жива, она бы дико ее ненавидела, ревновала бы его к ней. Но все, что она к ней чувствовала сейчас, это уважение и немного сочувствия. Однако при мысли о ней все равно что-то скребло на душе. Ей никогда не стать для него важнее и дороже ее, никогда он не полюбит ее так же. Как же сильно это задевало. Она встряхнула головой и приказала себе выкинуть это из головы. С каждым шагом по его квартире волнение в ней нарастало, будто она дорвалась до самого сокровенного и интимного. Дыхание сбивалось, она раскраснелась. И чем больше она пыталась взять себя в руки, тем становилось хуже. Он ходил по этой квартире, ел за этим столом, лежал на этом диване, смеялся здесь и, может быть, даже плакал. Она и подумать не могла, насколько ее все это взбудоражит. Сердце билось все быстрее, внизу будто защекотало, дыхание стало влажным прерывистым.

«Аня, ты с ума сошла!» — подумала она и вылетела на балкон. Ледяной бетон обжог босые ступни, зимний воздух обдал ее, вызвав дрожь. Она думала о нем, о его теле, волосах, взгляде, голосе; о том, что он всего в нескольких метрах лежит спящий беззащитный, вероятно, в одном нижнем белье. Представляла, как он касается ее, гладит, ласкает. Холод совсем не остужал, а будто завел еще сильнее. Ей было стыдно за эти мысли, но она ничего не могла с собой поделать. «Прекрати сейчас же! Возьми себя в руки, ей богу! Отвлекись!» Она стояла на морозе, пытаясь совладать со своими мыслями, пока ноги и руки не закоченели.

Попасть обратно оказалось сложнее, чем он предполагал. Сколько бы он ни звонил в домофон, на том конце трубку не снимали. Далеко не сразу в его голову пришла мысль позвонить ей на телефон, но и на него она не спешила отвечать. Он так долго мялся около двери, что мокрые после душа волосы заледенели и превратились в сосульки. Когда, наконец, он дозвонился, от нее он не услышал ни извинений, ни оправданий, только слегка удивленное: «Ты разве звонил?». Она открыла дверь, он словно ошпаренный залетел в тепло квартиры. Вопреки всем его ожиданиям, она стала обуваться.

— Ты куда?

— Домой. — Она говорила иначе, чем когда только вошла, это Араки сразу приметил. Голос ее был какой-то грустный, утомленный.

— Почему? Ты разве не хотела со мной встретиться?

— Будет не хорошо, если он проснется. — Она даже не взглянула на него.

— Что-то случилось?

«Ну что он пристал? Какое ему дело?!» — раздраженно думала она. Не станет же она ему объяснять, насколько она чувствует себя жалкой, беспомощной, ненужной из-за своих чувств, из-за того что не способна их контролировать. Она не может перестать думать о нем, мечтать о близости с ним, представлять их совместную жизнь, где они муж и жена с тремя прекрасными белокурыми детьми; и при этом всем в его присутствии она терялась, краснела, с трудом выдавливала из себя каждое слово. Да о какой семье может идти речь, если она даже с ним поговорить не может нормально? О чем она только что думала? О том, что сможет стоять с ним рядом, лечь с ним в постель, стать для него желанной? Несмешная шутка. С множества фотографий, расставленных на каждом шагу, взирает его единственная любовь. Она что, правда, рассчитывала когда-нибудь стоять на ее месте?

— Пожалуйста, останься. Если ты сейчас уйдешь, я здесь со скуки помру. — Араки все не отставал.

— Не умрешь. Мне вообще не стоило приходить. — Она мельком взглянула на него и увидела его молящий жалобный взгляд. Он слегка ее рассмешил, стерев все раздражение, что она чувствовала к нему. С виду такой огромный и неотесанный чурбан, а смотрит, будто беспомощное дитя. Кто бы знал почему, но она сравнила его с пандой. Такой же неуклюжий, но пушистый и милый.

— Ты же даже чаю не выпила. Всего одну чашку, пожалуйста.

— Ладно. Одну.

С нескрываемой радостью он побежал ставить чайник, а она сняла сапожки, что успела застегнуть. «Ну и кто скажет, почему я согласилась?» Она села за стеклянный кухонный стол, подперев голову ладонью, и уставилась в окно. Почти ничего не разглядеть, но это и неважно: будь перед ней хоть бетонная стена, она бы и в нее смотрела так же. Ее занимали мысли в ее голове, а не то, что творилось на улице. Он поставил чашку горячего чая рядом и придвинул тарелку с печеньем, но она не отреагировала.

— О чем думаешь? — Он предпринял попытку вытащить ее из дум, но она не торопилась отвечать.

— Хиро, вот как ты считаешь, — начала она медленно, растягивая каждое слово. — Может ли человек за свою жизнь по-настоящему полюбить дважды? Я имею в виду любовь между парнем и девушкой. Или ощутить эти чувства можно лишь раз, а все, что потом, лишь поиск чего-то похожего?

— Нашла, кого спросить. — Он отхлебнул из кружки. — Я в этом разбираюсь не больше, чем в ракетостроении.

— Ты влюблялся когда-нибудь?

— Не знаю. Может быть. Были девочки, которые мне нравились, но в лучшем случае они сбегали, когда я пытался поговорить.

— А в худшем?

— Переводились в другие школы, лишь бы меня не видеть.

Она хохотнула.

— Да быть такого не может. Ты же сама безобидность.

— Ну они, похоже, так не считали.

— Какие пугливые, — сказала она, оторвав взгляд от стекла. — Хиро, ты совсем не страшный, даже наоборот. Они просто слишком слабые.

Повисло молчание, она какое-то время разглядывала его, но потом принялась-таки за чай. Со скоростью хомяка она уплетала печенье за печеньем, что Араки только удивляться и успевал. Прикончив все печенье на тарелке, она успокоилась и опять отвернулась к окну.

— Почему ты хотела встретиться?

— Я хотела извиниться за то, что тебе наговорила. Уверена, все совсем не так.