– Как долго ты бодрствовал? – спросил я.

– Обычно не дольше тринадцати часов. Этого хватало, чтобы понять, представляет сообщение зонда интерес или нет. Пару часов я тратил на знакомство с новостями, чтобы отслеживать происходящее во Вселенной. Но не больше, иначе желание снова влиться в городскую жизнь могло сделаться непреодолимым. Эта комната с капсулой начинала восприниматься как тюремная камера.

– Почему? – удивился я. – Ведь субъективное время наверняка летело очень быстро.

– Ричард, по твоему вопросу понятно, что сам ты никогда не прибегал к анабиозу. В заморозке ничего не осознаешь, но вот переход к бодрствованию и обратное засыпание растягиваются до вечности и полны диковинных снов.

– Насколько могу судить, ты считал, что ожидание стоит мук?

Чайлд вновь кивнул:

– Я не исключал такой возможности. В последний раз я пробудился полгода назад и с тех пор больше не подходил к капсуле. Эти шесть месяцев я собирал ресурсы и людей, необходимых для крайне необычной экспедиции.

Проекция над столешницей изменилась, изображение одной из звезд существенно укрупнилось.

– Не стану вас утомлять перечислением цифр из звездного каталога. Скажу лишь, что об этой системе никто из присутствующих – быть может, кроме Форкерея – никогда не слышал. Там не создавали человеческих колоний, никакой пилотируемый звездолет не пролетал ближе трех световых лет от нее. До недавних пор.

Изображение опять увеличилось с головокружительной быстротой.

Над столешницей повисла картинка планеты – размером с человеческий череп.

Различные оттенки серого чередовались с бурыми полосами, тут и там виднелись кратеры – следы столкновений с астероидами – и ущелья, возникшие после долгих тысячелетий выветривания. Можно было предположить наличие разреженной атмосферы: планету окружала тонкая синеватая дымка, а на полюсах торчали снежные шапки, но в целом зрелище было скорее отталкивающим. Обитаемой планета не выглядела.

– Веселенькое местечко, правда? – усмехнулся Чайлд. – Я назвал ее Голгофой.

– Чудное название. – Селестина хмыкнула.

– Как вы догадались, условия там не то чтобы привлекательные. – Чайлд вновь увеличил картинку, чтобы мы могли хорошенько рассмотреть безжизненную поверхность. – Прямо сказать, никакие. По размерам Голгофа сравнима с Йеллоустоном и получает приблизительно столько же света от своей звезды. Лун у нее нет. Сила тяжести у поверхности близка к одному g, так что разница почти незаметна. Атмосфера разреженная, содержит углекислый газ, признаков жизни не обнаружено. Радиация сильная, но это, кажется, единственное неудобство, и с ним достаточно просто справиться. Тектонически планета мертва, а астероиды не падали на нее вот уже несколько миллионов лет.

– Скукота, – протянула Хирц.

– Соглашусь, но дело не в этом. Видите ли, на Голгофе кое-что есть.

– А конкретнее можно? – спросила Селестина.

– Пожалуйста.

Из-за горизонта появилось нечто.

Высокое, темное, подробностей не разобрать. С первого взгляда показалось, это что-то вроде соборного шпиля, проступающего в утреннем тумане. Нечто приближалось и росло, приобретало очертания: узкая опора упирается в лампообразное навершие, а то восходит конусом к игольному острию…

Было невозможно определить, сколь велико это нечто и из чего оно сделано, однако не возникало сомнения в том, что это искусственное сооружение, ничуть не похожее на природное образование, будь оно биологическое или геологическое. На Гранд-Титоне бесчисленные одноклеточные объединяются, формируя «живые» башни – главные естественные достопримечательности этого мира. Башни достигают изрядной высоты и часто принимают причудливую форму, но любому ясно, что они – плод инстинктивных биологических процессов, а не сознательных усилий. Здесь же, на Голгофе, царила симметрия, не характерная для биологии, а вдобавок сооружение высилось в гордом одиночестве. Будь оно живым, на поверхности наверняка нашлись бы и другие подобные колоссы наряду с признаками соответствующей экологической среды.

А если предположить, что это горная порода, результат миллионов лет геологической эволюции, все равно на планете должно найтись что-то похожее.

Нет, эту штуку воздвигли преднамеренно.

– Здание? – осведомился я у Чайлда.

– Да. Или машина. Отсюда не угадаешь. – Он усмехнулся. – Я окрестил ее Кровавым Шпилем. Выглядит не очень-то страшно, верно? Пока не присмотришься.

Камера облетела Шпиль – или что это было на самом деле, – показывая, каков он с разных сторон. Приближение позволило заметить, что его поверхность не гладкая, что она изобилует узорами и прочими сложными геометрическими формами, а по соседству змеятся и ветвятся какие-то трубы, словно вены под кожей. Признаться, эта картинка заставила меня засомневаться: может, перед нами все-таки некое существо биологического происхождения?

Вблизи сооружение смотрелось как гротескное сращение животного и машины, смахивало на воплощенную фантазию впавшего в старческое слабоумие дядюшки Чайлда.

– Какая высота? – спросил я.

– Двести пятьдесят метров, – ответил Чайлд.

Внезапно мне бросились в глаза какие-то блестки на поверхности планеты – будто сооружение сбрасывало металлические чешуйки.

– А это что? – спросил я, тыча пальцем.

– Давай покажу. – Чайлд в который уже раз увеличил изображение, и блестки приобрели четкие очертания.

Это были люди.

Точнее, останки тех, кто когда-то были людьми. Сколько именно тел – не установить, но все изуродованы в той или иной степени: раздавленные, расплющенные, искалеченные. В паре мест я различил ошметки скафандров. Отрубленные конечности валялись тут же, нередко в десятках метров от хозяйского тела.

Поневоле создавалось впечатление, что с этими людьми расправились в приступе гнева.

– Кто они? – спросил Форкерей.

– Команда корабля, который залетел в систему для ремонта щита, – ответил Чайлд. – Капитана звали Аргайл. Они натолкнулись на Шпиль и принялись за исследования, предположив, что внутри может скрываться какая-то передовая инопланетная технология.

– И что случилось?

– Они проникали внутрь малыми группами, даже поодиночке. Там им пришлось выдержать ряд испытаний, и каждое последующее было труднее предыдущего. Если они совершали ошибку, Шпиль их наказывал. Поначалу наказания были щадящими, но постепенно становились все суровее. Очевидно, им не хватило ума признать свое поражение.

Я подался вперед:

– Откуда ты все это знаешь?

– Аргайл выжил. Нет, он тоже умер, но прожил достаточно долго для того, чтобы мой зонд сумел его разговорить. Аппарат прилетел на Голгофу раньше, засек прибытие корабля Аргайла, тайно наблюдал, как команда пытается изучать Шпиль. Видел, как Аргайл выполз наружу, как раз перед тем как из Шпиля выкинуло последнего члена экипажа.