– Не волнуйтесь понапрасну – откликнулся Чайлд. – Да, городские службы сюда не дотягиваются, но тем и ценно это укрытие. Знай я, что вы начнете беспокоиться, предупредил бы заранее.

– По правде сказать, Роланд, я бы не отказался.

– А это заставило бы тебя передумать?

– Кто знает?

Его смех раскатился по пещере – явно особенность местной акустики.

– Тогда почему злишься, что я тебе не рассказал?

Я повернулся к Тринтиньяну:

– А вы что скажете, доктор?

– Я, как и вы, стараюсь пореже использовать городские службы, но, полагаю, по иным причинам.

– Нашему доброму доктору приходится скрываться, – объяснил Чайлд. – Следовательно, он не может активно участвовать в городских делах. Разве что решит окончательно свести счеты с жизнью.

Я переступил с ноги на ногу и поежился:

– Ладно, что дальше?

– Дальше короткая поездка до дома. – Чайлд показал на остров.

Послышался шум, который неуклонно приближался. Воспринимался он как гул старинного механизма и сопровождался каким-то странным, ритмичным рокотом; машин, издающих подобные звуки, мне прежде не встречалось. Я бросил взгляд на мост, подозревая, к слову сказать, что он представляет собой ровно то, чем кажется – гигантскую биоинженерную конструкцию-кость, поверх которой положен дорожный настил. По мосту что-то двигалось: темный аппарат непривычных очертаний, смахивавший издалека на металлического тарантула.

По спине побежали мурашки.

Аппарат пересек мост и свернул в нашу сторону. Тягловую силу обеспечивала пара черных механических лошадей – изнуренного вида роботов-коняг с тонкими поршневыми конечностями, испускавших пар и громко фыркавших на «вдохах». На нас злобно уставились алые глаза-лазеры. Эти кони были впряжены в четырехколесный экипаж чуть больше волантора, а на передок экипажа взгромоздился безголовый человекоподобный робот. Его костистые ручищи стискивали железные вожжи, тянувшиеся к шеям стальных коней.

– Хотел произвести впечатление? – не удержался я.

– Семейное добро, – отозвался Чайлд, распахивая черную дверцу экипажа. – Мой дядюшка Джайлс конструировал автоматы. Увы, человек он был дрянной, но об этом позже. Ну, забирайтесь.

Он помог нам разместиться, затем влез сам, закрыл дверцу и постучал по крыше. Я услышал фырканье механических лошадей, нетерпеливый стук копыт по земле. Экипаж пришел в движение, развернулся и начал плавный подъем по арке костяного моста.

– Вы провели здесь весь период своего отсутствия, мистер Чайлд? – поинтересовался Тринтиньян.

Роланд кивнул:

– Когда нарисовалось то семейное дельце, я прибыл сюда. Изредка выбирался в город, как сегодня, но старался сводить визиты к минимуму.

– Разве при последней нашей встрече ты был без рогов? – спросил я.

Он погладил кожу в том месте, где раньше торчали рожки:

– Пришлось удалить, иначе было бы трудно замаскироваться.

Мы спустились с моста и покатили по дорожке среди тополей, заслонявших от постороннего взгляда здание в центре острова. Потом экипаж остановился у входа, и мне наконец-то удалось как следует разглядеть это здание. Восторгаться, скажу прямо, было особо нечем: об архитектурных изысках речи не шло, любая базовая симметрия, которая, может, и присутствовала изначально, не просматривалась за нагромождением пристроек и следов ремонта. Крыша вздыбливалась скоплением углов и шпилей, башенок и открытых люков. Что касается пристроек, далеко не все они возводились под прямым углом к соседним помещениям – различия в стилях и возрасте разнообразных сооружений, составлявших дом, буквально лезли в глаза. Прожекторы на потолке пещеры успели немного потускнеть, видимо имитируя наступление сумерек, но в доме светилось всего несколько окон, в левом крыле, а остальная часть, погруженная в полумрак, внушала тревогу: белесый камень, причудливая конструкция и множество темных окон почему-то наводили на мысль о груде черепов.

Не успели мы высадиться из экипажа, как из дома нам навстречу высыпали встречающие. Это были сервиторы, человекоподобные домашние роботы вроде тех, с которыми каждый день сталкиваешься на городских улицах, но переделанные так, чтобы напоминать внешним видом скелетообразных гулей и безголовых призрачных рыцарей. Их механика явно нуждалась в уходе – роботы нещадно скрипели, приволакивали ноги, а звуковые устройства у всех были принудительно отключены.

– Твой дядя, гляжу, времени даром не терял, – заметил я.

– Вы с дядюшкой Джайлсом нашли бы общий язык, Ричард. Забавный был тип.

– Поверю тебе на слово.

Сервиторы проводили нас в центральную часть дома, а оттуда повели куда-то дальше лабиринтом темных и холодных коридоров.

В итоге мы очутились в просторной комнате, обитой красным бархатом. В одном углу обнаружился голографический клавир с раскрытым на проекции клавиатуры сборником музыкальных произведений. Прочую обстановку составляли малахитовый секретер, несколько битком набитых книгами полок, одинокий канделябр, три подсвечника поменьше и два камина или очага совершенно готического толка; в одном жарко полыхало настоящее пламя. Главным же предметом мебели был стол красного дерева, за которым уже сидели трое гостей.

– Простите за долгое ожидание, – извинился Чайлд, пододвигая нам пару крепких деревянных стульев. – Так, давайте знакомиться.

Люди за столом смотрели на нас со слабым намеком на интерес.

Единственный среди них мужчина был облачен в изобильно украшенный, прямо-таки барочный экзоскелет – скопище патрубков, шарниров, кабелей и сервомеханизмов. Его череп плотно обтягивала бледная, как у мертвеца, кожа, под выпиравшими скулами залегли черные тени. Глаза прятались за очками, волосы торчали в разные стороны черными дредами.

Периодически он прикладывался к стеклянной трубке, что соединялась с миниатюрным булькающим аппаратом на столе.

– Позвольте представить вам капитана Форкерея, – начал Чайлд. – Капитан, это Ричард Свифт и… гм… доктор Тринтиньян.

– Рад познакомиться, – сказал я, протягивая над столом руку Форкерею.

Рукопожатие капитана вызывало омерзение, будто трогаешь склизкую кожу осьминога.

– Капитан принадлежит к ультра. Он водит субсветовик «Аполлион», сейчас корабль находится на орбите над Йеллоустоном, – добавил Чайлд.

Тринтиньян приближаться не стал.

– Опасаетесь, доктор? – спросил Форкерей.

Голос у него оказался одновременно густой и хриплый – словно прозвонил треснувший колокол.

– Нет, просто проявляю разумную осмотрительность. Всем известно, что у меня хватает врагов среди ультра.

Тринтиньян снял шляпу и провел ладонью по макушке, как бы приглаживая отсутствующие волосы. Его серебряная маска несла изображения волн, и он выглядел лишенным парика древним щеголем, которого окунули в ртуть.