Рыбы с ногами радуги. Каменные колючки, каменные щипки. Иглы вытягивают губы. Мокрые одеяла обзаводятся бугорками глаз. Хвост бронзовой змеи Саргассова моря не умещается во флейте. Камни вытягивают черные шеи, глотают рыб. Слоны медленно вырастают из горы, направляясь к киту, положившему хвост на землю. Клетчатые крокодилы делят прибой.

Кружится, дарится. Хрупкостью лопаток. Касаясь прозрачной пустоты. Через плоскость соли, срезающую и море, и траву. Камень на камне не остается. По рельефам древнего дождя берегом окаменевших шагов. Флаги деревьев на бесконечных стенах. Крепости, приплывшие из стран стекла и стихов. Зубцы неба, зацепившиеся за зубцы стены. Ты – уголек между голубым и белым. Карандаш среди комодов. Тонкостью жилок на шее к камню выше роста. Спать как дельфин, половиной головы, чтобы не утонуть в тебе. Гладить тебя морем.

Улица древняя к древним улицам. Фундаменты и ступени. Чем старше, тем больше блоки стены, моложе всех кирпичи. Надгробные стелы, собравшись, стали башней у ворот. Они честнее крещения, вцепившегося в землю, пытающегося придавить всю округу. Пустые каменные кубы с непонятными отверстиями. Комнаты, открывшие свое время. Глиной и стеклом, рыбами и хлебом, рассветным мёдом. Желобом соли, веткой у колодца. Их тоже грызёт вода с неба и моря, туманом и пеной. Но никаким волосам не окружить колонну. И улитки выходят на стебли старой дороги к причалам. Чем больше видел, тем интереснее смотреть дальше и тем менее страшно умереть. Смерть всё более становится не своей. Так растёт из ветки и опадает от неё плод. Страшна смерть другого, и страшно, как близкий мне будет обходиться без меня, мир труден.

Ладони мёртвых раковин держат в полете. Мёртвые кораллы поднимают деревья. Камень, выдавленный огнем, оставшимся под его кровлей. Оттуда выходят лисы, туда ежи уносят плавленый сыр. Опираешься на меня не потому, что падаешь. Наклонившаяся твёрдость. Виноградники ветра. Белыми водорослями оплетены ветки в горном лесу.

Город ещё большего камня, где нет стен домов, есть одна стена, в которой они. Позволяющая жить в себе и хоронить мёртвых. Становящаяся очагом, сиденьем, даже крюком для повисшего света. Цветы и трава поднимают легкой сухостью. Слишком многое есть, чтобы встретить здесь, чтобы тратить время на приготовление к там. Если там наступит, встреченное поможет встретить и его.

Осы ночью едят чёрными полосками, днем жёлтыми. Можно передать привет пирамидам, можно идти по рельсам. Столько времени не бывает, если ночь здесь. По древнему древному пеплу. Уход очищает, даёт дорогу другим возможностям. Я появился из бесконечных уходов – почему им остановиться на мне?

Вдали море соединяется с небом, здесь камень разделяет их. На дне ночи медленно распрямляется Млечный путь. Хорошая смерть похожа на звёздное небо. Есть туманности из звёзд – и из пыли. Камень, бывший огнём. Камень, бывший жизнью. И земля, которая стёрлась, но не стала камнем.

Никогда не знаешь, что под ногами. Там вода оставляет тысячи занавесок. Сахарные головы обступили пластины грибов. Кораллы, не видевшие моря, розы, не слышавшие земли, озёра, в которых не было неба. Железные иглы, не касавшиеся кузнеца. Колонны теней и тени колонн. Рост – слоями камня на слои тени.

Кости пространства, лёгкие, которыми дышит гора. Мир без прямых. Твёрдые следы никогда не спящей воды, прорезая и добавляя. Щупальца памяти, орехи времени, тянущиеся друг к другу соли. Пустота раздвигает камень, она сильнее. Долгие круги капель пересекаются.

Лёгкость стеклянных трубок, перепутанные этажи пустоты. О пространстве узнают по его дыханию. Волосы камня в воде, гладкость песка спрятана внутри. Лабиринты желаний, ответы подземному ветру. Ленты озёрных берегов. Камень кончается каплей. Память всегда размывается и всегда остаётся. В темноте тишины под твердеющей пленкой медленной хрупкостью белым по ржавому.

Наконец – где камень живет один. Прорезая море акульим плавником. Разлинованный играть в шахматы. Глотающий ложку посреди тропинки. Твёрдый до дельфиньего свиста. К нему – только склонившись пополам над пустотой. Рослые фигуры в балахонах серой глины, не дойдя, толпятся в оврагах. Дерево в редких гостях. Песок стал твёрдыми сотами и перепонками.

Головокружение тропинок. Пространства, которое просит остаться, одновременно утягивая дальше. Головокружение твоего присутствия. Многоцветное спокойствие, невозможное без подвешенности в воде. Гора тоже плывёт. Серая сжатость с открытыми ладонями бликов. Улыбка грота. Камень – оставаться ждать. Жить в постоянном исчезновении. В синем фанерном домике ремонт птиц. В камне есть окно, и ящерица улыбается из него.

БАШНИ (САН-ДЖИМИНЬЯНО)

Ящерица в белую крапинку, улитки и голубь пьют за внешней стеной. Она поросла травой, жёлтыми цветами, но не стала мягче – или ворота шире. «The Soul selects her own Society». До одиночества ещё узкая дорога и ещё стена. Оно трудно, но до него труднее.

Не суживаясь, не наклоняясь. Не разбавляя подъем окнами. Внутри темно, без внутреннего света бесполезно и пытаться, никакое небо тут не помощник. Не пряча следов роста – впадин на стенах. Одиночество – чтобы в нем жить. Башня тяжела и угловата – но иначе ей не вырасти. В одиночество трудно войти (и выйти) – дверь в пустоту на втором этаже, хрупкость приставной лестницы или гибкость верёвок.

Рынки, сады, дома – башне они тоже нужны – но чтобы уйти снова. Она растет из крыш, под углом к их углам. Дом – одиночество, не сумевшее вырасти, повзрослеть. Из того же материала, но теснящееся чешуёй, не добравшееся до пространства, с заплатами заложенных окон, подающее друг другу руки над улицей. Между домами нет неба, оно там, где одиночество. Площади – только колодцы. Крыши обрезают небо (обрезки-ирисы падают вниз), башни – входят в него. Хотя в небе не только луна, но и молния, и падение с башни – падение до конца.

Одиночество – встреча. Его боятся те, кто слишком хорошо о себе думает: если он не с нами, он одинок. Встреча не с другим человеком – с ночью, мягкими волнами холмов, пятнышком на стене, серебром оливы, книгой. Чтобы встретить, надо собраться во встречу – другие тут только мешают. Обострение чувств и сознания. Встреча с собой. Страх одиночества – знак того, что некому и некого встречать. Одиночество – утверждение существования.

Не чтобы поднять колокол. Не чтобы гаркнуть земле, что пора молиться аллаху. Направление одиночества – вверх. Дороги от одиночества – вниз. Башни сходятся на пустых пространствах, к тихим красным рыбам переходящей из арки в арку воды, отражающей плавные круги колонн. Над ней блики спят, ладонь под щёку, ступни в мох. Башням – не переставать быть