разбежались по всем стенам, ангелы улыбаются, Ной зовёт тварь в одно окно, а её пару – в другое, висят на плечиках ризы, фонтаном и арабесками заглянула Альгамбра, но стёкла от каменной головы сюда не дошли. Фонтан стыдят за обнажённых русалок – ох, далеко отсюда Эриче.

Семиглавая гидра хлопает крыльями под императором. Церковь на тяжелых ногах переходит дорогу. Бесконечные лезвия рыб свернуты в ящиках. Герб над воротами переплетением древесных корней. Птицы склонили текучие шеи до лап. Ниша с мадонной не поддержит рушащуюся стену. На древней колонне сторожевая будка. Порт караулит геометрия – четырехугольная пирамида, треугольная призма и цилиндр, вписанные друг в друга. Куб стоит с давно закрытыми глазами в ушедшей воде, вспоминая отдых уединения.

Бельё вдоль и поперек узких улиц. Неаполь – но меньше весёлости на лицах, больше безнадёжности впиталось в стены домов. Радость утащили в небо, на верхушку колокольни. Сиканы, сикулы и элимы, греки, карфагеняне, римляне, византийцы, арабы, норманны, французы, арагонцы, каталонцы, кастильцы, неаполитанцы, сардинцы. Красные рубашки Гарибальди и тёмные очки мафиози. От апельсинов до огня. Но почему страна никогда не владела собой, становясь добычей, за которую дрались другие? А как удавалось этих других прогнать – начинался такой хаос, что любой захватчик оказывался лучше. Но все и приносили сюда что-то. И кто здесь живет? Грекоримоарабонорманноиспанец? Остров южной тоски, слишком много потерявшей в прошлом.

Улицы упираются в вид горы. На них продают новые и усатые книги. Усачи держат балконы. Дерево, растекаясь корнями, снова и снова спускаясь с воздуха, превращается в лес. Змея выползает из колосьев. Труба заканчивается фейерверком пальмы. Солнце сдувает корону со льва.

7

Каменная голова смотрит в море. У неё еле спасся в бурю норманнский король и приказал строить собор выше города, ниже головы. И вырезали из скалы – меняющееся, как море.

Башни – спорящие замок императора и пирамида папы. Орнамент потолка делали арабы. Колонны из римских построек на тысячу лет древнее собора. Золото мозаик из Византии. Апостолы говорят друг с другом, а не взирают на Христа. На капителях серьёзные держат щиты с гербами, носатые улыбаются среди цветов.

А витражи – путь нашего времени от определённости фигур к динамике линий и цвета. Переплетения прутьев – гнёзда птиц и одновременно огня. Переплетения холодных голубых и розоватых искр. Кристаллы густого красного, чёрного, синего. Перья всех оттенков рыжего. Серо-зеленоватые водоросли. Пожар города в голубой ночи. Красные листья, тающие на блеске льда. Поле ромашек в пуху одуванчиков. Вспышка огня, прокладывающая дорогу между кровавых и фиолетовых зубов. Красные и жёлтые рыбы в радости спокойных волн. Рыжее солнце-комета над зелёнокраснобелокоричневыми джунглями. Стая синих рыбок, изгибающихся среди красных кораллов. Пузырьки воздуха внутри голубого неба-воды. Белый свет, пробивший ржавый камень. Изумруд сумерек. Столкновение света и тени – где в тени вспыхивают вершины гор, куда уже дошёл свет, а на свету тьма живет во впадинах. И среди превращений возникают лица, деревья, птицы, дома, полеты светляков, водопады. Не повторяется ни один. Ответ ответу в конце задачника веры – разнообразием и переменой. Ответ свободы. Свет, что держится на романской крепости и оживляет её. Выдержит и пойдет дальше.

Голова крепкая, угловатая, лысоватая (но волосы еще остались), погрызенная водой, с храмом Дианы и церковью Анны, древней цистерной и замком поновее. Ветер в такую не проберется, кружится снаружи так, что опасно подходить.

Внизу чешуя черепиц на белых рыбах. Три рыбки целуются под короной и дают пить, если попросишь. Каменные кольца выступают из стен. Баки для нефти и оранжевые сети. А ближе серое море с серыми зубами рифов и волн, способное дать в зад ещё не одному королю или президенту. В него уходят стены домов, пристани, лодки. Дома раскрываются арками – дать жильё и лодкам. А дальше снег на высоких скалах. В квадратных прорезях камня вода с гор – приходи и стирай одежду. Сейчас, тогда будущее будет.

ПЧЕЛЫ МАЛЛИИ (КРИТ)

Глина, зерно, оливки, виноград, дерево для кораблей – больше и не надо, остальное можно привезти, если понять дорогу моря и решиться на неё. Пчёлы Маллии держат соты и каплю мёда. Но доля живущих в городах – не меньше, чем в промышленной Европе конца XIX века. Гончары, литейщики, плотники, команды кораблей. Те, кто должен был постоянно придумывать и решать. От этих пчёл не отказался бы Рене Лалик (им 3800 лет); Пикассо – от собаки, лежащей углом на крышке сосуда из Мохлоса (ей 4400 лет); Матисс – от антилоп, очерченных несколькими точными линиями на стене Акротири (им 3700 лет). Трехногий столик оттуда же – гнутые ножки-лапы, резное дерево, Франция, XVIII век – залитая гипсом пустота в вулканическом пепле XVII века, только до нашей эры. Встреча – удивление лёгкости и свободе.

А перед этим на маленьких островах чуть севернее играли на флейтах и арфах. И клали в могилы спутниц? проводниц? каменных женщин, тонких, как мысль и печаль, ничего общего не имеющих с огромными грудями и бёдрами богинь плодородия. И глиняные диски со спиралями, треугольниками и оспинками волн, рыбами и кораблями.

Длинноклювые сосуды с обозначениями грудей – а порой и серёжек. Кувшин-женщина-птица. Кувшин-человек-поднявший-руки-и-обхвативший-голову. Бокалы с тончайшими стенками, которые так и называют яичной скорлупой. Точность ручки, переходящей в горлышко. На керамике рыбы, ракушки, листья, лилии, крокусы, чешуя. Белый ромб, из каждой вершины которого вихри. Колючие выступы, как на панцире краба. Острые волны шторма. Рельефы из ветвей, рогов, цветов, дельфинов. И они понимали, что случайные пятна – украшения. И нашли бы, о чем поговорить с японцами, делающими чашки для чайной церемонии.

Чашки, сцепившиеся хвостами. Сообщающиеся шары с единым носиком. Или соединённые и через ручку. О единстве раздельного знали уже тогда. Нечто из Закроса из ажурных колец, чьи внутренние полости соединены и направляют жидкость по сложным кривым. Раскрывающиеся цветы черной глины. Острые лисьи уши, вырастающие из обода. Блюда, на дне которых встречают птица, собака, лиса, бублики, а то и целое стадо с пастухом. Ручка может уходить внутрь чашки и прикрепляться к середине её дна. Из середины тарелки может вырасти вполне чайниковый носик. Постмодернизм: сосуд, в котором лежит множество сосудов такой же формы, только маленьких. Ручки можно приделать к кувшину поперёк оси, можно вдоль, а можно одновременно и так, и так, и еще под 45 градусов. Круглый кувшин надоедает – можно сделать что-то сжатое с боков вроде глиняной дамской сумочки. И необязательно делать край чашки ровным – избегая