Как он читал! Как был хорош вчера! На брюках ни морщиночки, ни складки. Как он певуч! Какая, право, стать! Он златоуст, артист — из самых добрых. Ах, помогите, душенька, достать У Игоря Васильича автограф. Его поэзы не слыхали? Жаль! Мне жаль вас. Впрочем, подойдите ближе! Мими, Зизи, вуаль, Булонь, Версаль. Где платье шьете? У Бертье, в Париже. А позже приходили на поклон Смятенные Асеев с Пастернаком. После концерта возбужденный, он Дразнил их хризантемой, пудрой, фраком. — Какой артист! — воскликнул Пастернак, Как только из гостиницы на площадь Два друга вышли… — Боря! Нет, не так Скажу я, — расфуфыренная лошадь! Кафе. Вопят студенты: — Пьем до дна Во славу открывателя Америк… А я его увидел: тишина. Река, Эстония, рыбачий берег. Один как перст. Он ловит блеск струи. Безмолвие. Покончено с эстрадой. Гремят самозабвенно соловьи За старой монастырскою оградой. Что время с нами делает? Пушок И пламень щек спешит оставить в прошлом. Доцентик чешет бороденки клок: — Пора забыть об этом барде пошлом! Что время делает? Снимает крем, Сдувает пудру, фрак на барахолку Уносит за бесценок, а затем Нам Литмузей спешит намылить холку: — Большой цены загублен экспонат. Искать! Была бы ценная находка… Стоит поэт и смотрит на закат, — В воде его перерезает лодка. Стоит поэт, он бронзовеет, ал, Как памятник кончающихся суток. И тот, кто так картинно умирал Вдруг видит: смерть близка и не до шуток. Близка она, неотвратима так, Что не успеешь вымолвить и слова. А он стоит на берегу, мастак, Из-под бровей на мир глядит сурово. Трепещет поплавок. Давным-давно Он здесь стоит, ему дыханье сперло. Россия далеко, но все равно Она близка — у сердца и у горла.

ГЛЕБ ГОРБОВСКИЙ

«Мир знал его другим…»

Мир знал его другим — в блестящей оболочке: в глазах его ленца текла, как летний мед. В кудрях сверкал пробор, как молния средь ночи! Одежда на плечах — укор журналу мод. А нынче он, как сад, запущенный, заглохший. В глазах его не страх — присутствие судьбы. Он жив! Хоть обречен, как загнанная лошадь. Ему уже не встать, тем паче — на дыбы.