— А где и когда я смогу опять увидеть графиню? — смущаясь совсем по-детски, робко спросил барон. Ему было немножко стыдно, что он далеко не всё понял из сказанного Доржиевым и так не хочется уходить из сада земных наслаждений…

— А нигде и, сожалею, уже никогда! Нет ее… Она только плод вашого воображения… — просто ответил Доржиев. Заметив потерянный взгляд Унгерна, сочувственно добавил, — Поверьте мне, вам не стоит ее искать…Впрочем, в этом мире нет ничего невозможного и кто знает, что нас ждет впереди…

Что нас ждет впереди? Если мужчина собрался на войну — такие вопросы не задаются. Через неделю, расставшись с Морским кадетским корпусом и сильно огорчив маму, барон записался вольноопределяющимся в Двинский пехотный полк. На Дальнем Востоке Россия схлестнулась с Японией и в этой войне барону самое место. Самое время подумать о доблести, о подвигах, о славе. Об офицерских погонах, в конце концов! Но без встречи с графиней Окладской он никуда не поедет. Война дело такое, могут и убить, а ему нужно сказать графине самое важное, ведь он еще никогда никого не любил…

Если Елена в Петербурге, он ее найдет!

Задача оказалась не из легких. Окладских в столице никто не знал. Знакомый полицейский пристав проверил гостинницы, опять ничего. Остаются кабаре и ночные клубы. Сразу неприятная новость — «Кривого Джимми», где впервые увидел Елену, прикрыла полиция. Вопреки запретам военного времени, здесь тайком угощали водкой, а особо требовательных — кокаином и морфием. Ничего, в конце концов, в Петербурге заведений подобных «Кривому Джимми» еще не так много, — не кабак и не трактир, — петербуржцы пока не привыкли к тому, что под водочку можно слушать стихи, а на обнаженных женщин просто смотрят через яркий электрический свет.

Первое, теперь самое модное, кабаре, куда барону посоветовали сходить — «Бродячая собака». Как оказалось, найти его чрезвычайно просто: пройти сначала одну подворотню, потом еще одну, пересечь двор-колодец, мимоходом врезать по уху какому-то наглому босяку, затем тупик, помойная яма, свернуть налево и, наконец, в стене обклеенная клеенкой дверь. «Бродячая собака. Интимный театр для знатоков».

«Черт знает, что такое! — Унгерн зло ударил висячим молоточком в прибитую у двери доску. — Притон какой-то! А еще богема, служители муз! Хоть и интимным, а все ж называется театром. Неужели Елена здесь?».

Спустившись по кривой винтовой лестнице, Унгерн был оглушен гулом огромного турецкого барабана, в который ритмично бухала возлежащая на топчане дама. Из одежды даму прикрывали только прозрачные шаровары и серебряные браслеты на руках.

— Это наше приветствие, мы гостям всегда рады! — засуетился возле барона, выбеленный пудрой господин в красном фраке. — Если вы новичок, то пожалуйте сюда!

Стены подвала разрисованы уродливыми пятнами, напоминающими козлиные морды, в промежутках художник изобразил детей и женщин в странных изломанных позах. Над ними летали райские птички и аэропланы — диковинка того времени. Под потолком, на люстре, в экстазе переплелись пальцами две перчатки — робкая белая дамская и настойчивая черная мужская.

Барону в дальнем углу уже приготовили столик, у двери ведущей в какую-то отсвечивающую лиловым темноту. За соседним столиком юнец в студенческом мундирчике внимательно изучал громадное декольте подсевшей к нему девицы в шляпе со страусиными перьями.

— Э, любезный, — прервал красно-белого господина Унгерн. — Я ищу одну женщину…Она такая…В общем, дама с веером! — неожиданно для себя, без лишних предисловий, выпалил барон.

Господин во фраке на мгновение задумался.

— Дама с веером? А, понимаю…Специально для вас через пол часа будет пикантное шоу — шесть дам без ничего, из одежды — одни веера! А пока сядьте, расслабьтесь. Могу предложить божественный напиток — шампанское на паях с коньяком. Называется «Гибель „Варяга“». Еще имеется писк сезона, специальное предложение — глинтвейн «Слезы Чио-чио-сан».

— Хорошо, несите «Слезы»! Но мне не нужны шесть, или сколько их там у вас, женщин с веерами. Мне нужна только одна и у неё на веере драконы!

По глазам господинчика в красном фраке забегали искорки беспокойства и тревоги. На его счастье опять оглушительно загудел барабан и в подвал спустились новые посетители. Мужчина пытался скрыть своё лицо в тени поднятого бобрового воротника пальто, но Унгерн узнал посетителя сразу, по фотографиям в газетах — великий князь Николай Кириллович. Его красивая спутница, брезгливо поджав губки, сердито поблёскивала шиншилловым палантином. Сопровождаемые красным фраком, драгоценные гости быстро прошли в отдельный кабинет за матовым стеклом.

Тем временем на сцене под барабанную дробь принялись маршировать голые девицы в мохнатых казачьих шапках. Командовал бравый унтер с тараканьими усищами и в парадном мундире. Когда, размахивая мечом-катаной, на сцену выбежал свирепый самурай в пенсне, то от девиц ему досталось. Повизгивая, едва касаясь нежными пальчиками, они ножками сбили пенсне с самурайского носа и в откровенном танце отобрали меч. После всего появились коварные гейши, которые соблазнили и утащили за кулисы, упирающегося, но уже раздетого унтера.

«Не кабаре, бордель! Империя в Маньчжурии истекает кровью, а они…» — сердито подумал барон, но шоу досмотрел до конца. И как ему могло прийти в голову искать Елену здесь, в этом вертепе?

— Вам туда…Вас ждут… — неожиданно появился у столика уже знакомый напудренный господин и подтолкнул барона к проходу в лиловую тьму. За спиной сухо прошелестела заменявшая портьеру циновка. Глаза постепенно привыкли к темноте. Коридор, множество дверей и знакомый, до боли знакомый звук. Где же он его слышал, совсем недавно? Какой-то странный шепот, совсем тихий, но настойчивый, не оставляющий, пока его не услышат.

Нужную комнату барон нашел сразу, даже не искал, скорее почувствовал, совсем по-звериному учуял, как самец самку, что за этой дверью — она…

Окладская в японском кимоно, раскинувшись на диване, курила опиум. Унгерн без предисловий грубо вырвал и отшвырнул кальян, сердито пахнувший на него сладковатым дымом. Жалобно треснула ткань уже мешавшего кимоно, красным мотыльком запорхал по комнате широкий шелковый пояс, два тела слились единым желанием. Струящийся поток черных волос захлестнул барона…

— Почему ты не искал меня, нашел только сейчас, — прошептала графиня. — Прошла целая вечность…

— Я люблю тебя и больше никуда не отпущу! Мне скоро в полк, утром мы повенчаемся. Идет война, все может случиться…

— А разве Агван Доржиев тебе ничего не рассказал? — Окладская резко освободилась из объятий, села, спиной к стене в любимой позе — обхватив ноги, подбородок на коленях. Внизу дразнило и возбуждало, намеком, напоминанием, черным контуром, женское место. Увидев, куда уставился барон, еще горячий после бурных ласк, но уже вконец опустошенный, как мужчина, Окладская прикрылась простыней.

— Роман, слушай и не отвлекайся! У нас не так много времени! Теперь ты один из нас, а мы себе не принадлежим…

— Тогда нам тем более надо повенчаться! — нетерпеливо прервал женщину барон и поцеловал её в плечо…