— О чем вы говорили? — уже в машине спросила я.

— Пустяки… Ты что делаешь в субботу?

При слове «суббота», я вспомнила Лазаря. Андрей терпеливо ждал. Я рассматривала глаза без капли жестокости, и думала, что встречаться со мной — в любом случае плохая идея. По многим причинам.

— О чем вы говорили, Андрей? — повторила я. — Эмилю что-то угрожает?

— Тебе говорили, что ты упертая? — вздохнул он. — Ему всегда что-то угрожает. Я предупреждал, другие тоже хотят хлебное место. За две недели до встречи его постараются убрать… Но вряд ли в «Фантоме». Это нейтральная территория.

— Поэтому развод он празднует там?

Эмиль дураком никогда не был. Безопасно, у всех на виду — можно громко заявить о расставании.

— Зачем ты меня туда отвел? — спросила я. — На самом деле?

— Хотел, чтобы ты со мной засветилась. Эмилю не расскажут, зато убедятся, что ты не с ним. Поверь, это важно.

Голос, выражение лица — все сказало о том, что расклад в эти ближайшие недели круче, чем я думала. Как и Эмиль, он не хотел, чтобы я в этот замес попала. Наверное, все даже серьезнее, чем в моих кошмарах.

Я на себе узнала, как жесток этот мир. За Эмиля было тревожно. Где он, почему не приехал в клуб? С ним что-то случилось? Сердце не верило и болело от страха.

До дома осталось не больше квартала.

— Останови рядом с магазином, — попросила я. Страшно не хотелось, чтобы Андрей напросился в гости. — Не жди, я долго.

Андрей улыбнулся, словно понял, что я пытаюсь отделаться.

— Я помню, что ты сказала, — сказал он. — Ничего личного, хотел вывезти тебя за город пострелять. Тебе надо потренироваться.

— Это можно.

— Я позвоню, — подмигнул он.

Я скованно выбралась из машины и для отвода глаз зашла в супермаркет. Взяла несколько апельсинов, яблок, выбирая продукты не глядя, лишь бы чем-то забить холодильник. Есть все равно не хотелось.

Уже стемнело, двор тонул в полумраке. В конце гостевой парковки стоял черный джип. Не люблю такие тачки. Люди на такой машине сломали мне жизнь. Счастье, что жизнь у меня оказалась упрямой.

Я пошла к подъезду, рассматривая окна — мои были темными.

Несмотря на все, что со мной случилось, мне нравился этот дом. И нравился Ростов. Говорят, летом жарко. Это лето будет для меня первым в городе — вот и проверю.

Я поднялась на свой этаж, отперла дверь и тихо вошла в прихожую. В квартире было темно, свет попадал из кухни, позолотив пол. За кухонным окном яркий фонарь…

Вдруг я застыла.

Свет отбрасывал нечеткую тень через всю кухню. Там кто-то есть. Я выдохнула ртом, и ощутила знакомый запах… Тяжелый, густой и вместе с тем зыбкий — он едва улавливался. Запах парфюма Эмиля.

Я осторожно шагнула вперед. Еще шаг и полностью увижу кухню. Завела руку за спину и обхватила рукоятку пистолета. Слишком сильно — у меня заболели пальцы.

Напротив окна стоял темный силуэт — высокий и мощный. Широкоплечий мужчина с очень знакомым сложением.

— Эмиль? — выдохнула я, осторожно убирая руку от оружия. — Почему ты здесь? Что случилось?

В ответ молчание: тяжелое, мотающее нервы. Эмиль умеет молчать так, что заживо умираешь от страха.

— Эмиль?

Он стоял спиной. Смотрел в окно, широко расставив ноги и сунув руки в карманы брюк. Пиджак сморщился на широкой спине, сквозь ткань проступили ремни кобуры на плечах. Он всегда вооружен. По-моему, я его вообще без ствола не видела.

Сколько он так стоит и смотрит на фонари Ворошиловского?

— Эмиль? Ты слышишь?

Я поставила сумку на пол. Только бы не заметил, что у меня пушка за поясом…

Он обернулся, рассеянный свет скользнул по лицу. Линия скул и впалых щек была жесткой и четкой. Губы сжаты, словно он сдерживает ярость, в свете фонаря льняные волосы казались желтоватыми.

— Эмиль? — выдохнула я, испуганная вселенной молчания. — Это теперь моя квартира, а ты говорил, нам нельзя видеться…

— Где ты была?

Голос в сосущей тишине прозвучал сильно, но спокойно.

— В магазине…

Глупая, глупая ложь! Он направился ко мне, и я попятилась. Привычка убегать от мужа взялась не на ровном месте.

Каблук зацепился за пакет, и продукты высыпались на пол.

— Ты испугалась?

Пряча страх, я опустилась на колени и потянулась за укатившимся апельсином. Оранжевый бочок светился из полумрака в углу. Эмиль двигался легко, словно вновь закинулся обезболивающим.

— Все в порядке, — негромко ответила я. — Просто не ожидала.

Он опустился рядом — помочь. Встретив пустой, безжизненный взгляд убийцы, я первой отвела глаза.

— Я нашел второго, — глухо сказал он, и пойманный апельсин вновь выкатился из ослабших пальцев.

Я могла бы сделать вид, что не поняла. Эмиль мог бы объяснить — кого второго и зачем искал. Но нам не нужны слова. Все благодаря одной ночи, которая промелькнула за секунду, пока я ловила апельсин дрожащей рукой.

— Я приехал за тобой, — Эмиль подал апельсин. — Ты должна увидеть.

— Не знаю… — голос вдруг сел.

Первого он долго душил цепью, а затем перебил шейные позвонки, когда устал возиться. Почти милосердная смерть. Милосердная, по сравнению с тем, что делали со мной.

— Поехали, — он неожиданно поймал мои пальцы. Потер ладонями, пытаясь согреть, а я вдруг начала злиться.

Его полклуба ждет, женщины, товарищи. А он ко мне приехал. С охоты.

— Зачем? — я раздраженно запихнула продукты в сумку. — Зачем, Эмиль?!

Чтобы ты почувствовал себя сильным? Такой крутой мужик, а твою женщину изнасиловали трое отморозков! Он ведь не ради меня мстил — ради себя. Чтобы не чувствовать себя дерьмом.

— Дина… — Эмиль хотел добавить что-то, но смолчал.

Порыв таял в холодных глазах. Что ты хотел сказать, любимый?

— Ты должна поехать! — он сжал яблоко, а когда оно треснуло, отшвырнул в угол. — Должна, я сказал!

Голос сорвался. Спорить бесполезно: Эмиль вне себя.

— Если так считаешь, — вздохнула я. — Поехали.

Страшный джип принадлежал ему.

Эмиль сель за руль, а я рядом, стараясь не обращать внимания на пистолет, вдавившийся в поясницу.

Рука в кожаной перчатке со скрипом сжала рычаг. Он развернулся и выехал на бушующий вечерний Ворошиловский. Еще не поздно и мы попали в пробку. Я по привычке рассматривала витрины магазинов, а затем повернулась к мужу. Свет фонарей на обочине и тени попеременно наползали на лицо. Царапины и синяки не до конца, но поджили, в сумрачном салоне они казались темными отметинами — на светлой брови, губах, скуле.