Внизу прямо подо мной сидит компания из трёх маленьких мальчиков, которые активно обсуждают игроков, жонглируя профессиональной терминологией. Думаю, это завсегдатаи.

Всеми силами стараюсь не смотреть на затылок своего соседа, который так и не сменил позу, как и не взглянул на меня ни разу за последние пятнадцать минут.

Нужно сказать, это к лучшему. Ведь теперь я сама могу на него смотреть.

Футболка натянулась на мощных лопатках, обозначая крупный желоб позвоночника, а из-за пояса штанов выглядывает атласная резинка каких-то фирменных боксёров…

Я от этой полоски не могу отлепить глаза. Как и от его плеч.

С позором чувствую, как тепло разливается между ног. Я так давно не испытывала возбуждения по отношению к мужчине, что это застало меня врасплох. Напоминаю себе, что объект вожделения выбран совершенно неправильно, но моему телу плевать. Оно хочет Благова. Всегда хотело. Отличное решение.

Бросаю осторожный взгляд на подругу, потому что не хочу обнародовать своё диссонансное состояние. Но, ей кажется нет до меня дела. Она полностью сконцентрирована на ленте своего инстаграмма.

Возвращаюсь к прерванным садомазохистским размышлениям.

Когда-то он тоже хотел меня. Надеюсь это СПЕЦИАЛЬНАЯ шутка матери-природы. Я имею в виду то, что мужчине трудно скрыть своё возбуждение, особенно если у него размер, как у Благова.

О, пожалуйста, заткнись!

Всё это волнует меня до невозможности, и я всё больше теряю связь с реальностью, погружаясь в воспоминания…

Это ведь не первый мой баскетбольный матч.

На финальном матче Студенческого чемпионата Москвы по баскетболу я уснула, устроившись у Паши на коленях. Уснуть на подобном матче равносильно тому, чтобы уснуть на пути у спешащих по делам бандерлогов. Но Паша в течение двух четвертей заботливо придерживал мою голову ладонью, пристроив её на своём плече. Я уснула, потому что примчалась туда прямо с Казанского вокзала, так как ездила домой навестить родителей.

Самое ужасное заключается в том, что если бы мы НЕ были знакомы раньше, с сидящим рядом мужчиной я бы даже заговорить побоялась. Сейчас мы с ним реально из разных миров, и разницу в нашем положении я чувствую как никогда.

Так же, как и разницу в возрасте.

Летом ему исполнится тридцать два. И его мужское начало просто в расцвете. И всё это заберёт ДРУГАЯ…

Это терзает меня до боли.

Так и не смотри на него!

Не могу!

А ты не смотри!

Но, он же здесь! Совсем рядом! Только руку протяни…

Пожалуйста, хватит! Не думай…

Собираю ладони в кулаки и зажимаю их между бёдер. Я как натянутая струна, по которой кто-то постоянно брынькает.

Зачем он опять появился в моей жизни? До этого я думала, что вполне себе счастлива.

Впиваюсь глазами в площадку, молясь о том, чтобы этот матч поскорее закончился.

— Алло! — вдруг звонко восклицает Света, и я от неожиданности подпрыгиваю на месте. От неожиданности, потому что я не слышала звонка. Может из-за шума? — Прямо СЕЙЧАС?! А завтра нельзя?!

Смотрю на неё взволнованно. Я услышала не так много, но мне это уже не нравится.

— Хорошо, скоро буду! — не менее звонко говорит она в трубку, проявив пассивное сопротивление своему собеседнику, после чего кладёт трубку и встаёт, подхватив с пола свою сумку.

— Ты куда? — лепечу, хватаясь руками за её юбку.

Смотрю на неё в панике, запрокинув голову.

— Мне нужно срочно уйти, — сообщает она, поправляя нежной рукой мои волосы.

— КУДА?! — квакаю я в панике.

— На…эммм…работу! — пожимает она плечом.

НА РАБОТУ?

— Не бросай меня, — шепчу, дёргая её на себя.

— Созвонимся, — хладнокровно отрезает Света, целуя мою щёку «на удачу», как она это называет.

Распахнув глаза, наблюдаю за тем, как она перебирается через ноги Благова, бросив ему непринуждённое:

— Пока, Павлик!

— Ага, бывай… — отзывается тот, подтягивая к себе колени.

Пропустив мою вероломную подругу, он вдруг откидывается на сидение и разваливается в нём, будто сбежавший из колонии беспризорник. Локоть закидывает на спинку, а ноги ставит так, будто он здесь один.

Это кричаще мужская поза, на которую мои внутренности просто не могут не реагировать. Соски становятся такими чувствительными, что я жалею о том, что осталась без лифчика.

Стараюсь на него не смотреть, но это трудно. Он большой, он рядом, и его бедро находится прямо параллельно с моим. Моё занимает где-то две трети от его. Колени смотрятся волнующе контрастно. Моё маленькое и острое, его большое и округлое…

— Хочешь вздремнуть? — вдруг РАЗДРАЖЁННО спрашивает Паша.

Краснею и подбираюсь, будто пойманный в холодильнике вор.

Смотрю на него, опять поражённая агрессией в свой адрес.

Благов смотрит вперёд, будто сам с собой разговаривает. Лицо совершенно ничего не выражает, профиль до бесячки идеальный. Но пальцы руки, лежащей на бедре, выбивают на нём дробь. Наблюдая за движениями этих сильных пальцев и увитой венами кисти, снова загораюсь.

Он ПОМНИТ тот день.

Почему он не должен помнить, у него что деменция?

Это ничего не значит.

Мы же по его словам СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ, не более.

Встряхиваюсь.

Тон, в котором был задан этот вопрос, потушил мои щенячьи восторги. Поджимаю губы и безразлично бросаю:

— О чём это ты?

— А ты не знаешь? — переводя на меня глаза, ровно спрашивает этот самовлюблённый ОСЁЛ.

— Нет, — заверяю его, пытаясь не отвести взгляда.

Он вдруг усмехается и говорит:

— Мне на секунду показалось, будто ты повзрослела.

Ну, это уже слишком!

Он всегда относился ко мне как к несмышлёнышу. И теперь мне втройне обидно, потому что мои студенты зовут меня Екатериной Васильевной. Ну, кроме вьетнамцев, которые не могут двух слов связать по-русски.

— А мне кажется, что тебе лучше смотреть на площадку! — советую ему, махнув рукой в одноимённом направлении.

— Я бы и смотрел, — огрызается он, сверкнув глазами. — Но ты на мне уже дыру протёрла. Хочешь меня, КАтёнок?

Открываю и закрываю рот, не зная, что соврать.

— Размечтался, — говорю хрипло и отворачиваюсь.

До конца матча сижу так, будто мне в задницу вставили металлический прут. Сложив руки на коленях и выпрямив спину. Когда раздаётся финальный свисток, поднимаю глаза к увешанному софитами потолку и благодарю его.