Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда?
— Пока сюда! — суетился старик, сходя с дороги и с оглядкой на них уходя куда-то на равнину. — Тут неподалёку есть небольшой овражек. Нас оттуда не увидят — там и переждём… Быстрее! Пожалуйста!
По пути к овражку, которого с дороги и в самом деле не было видно, Наташа всё думала: «Ну, переждём мы там. А потом? Что потом?»
Если бы она знала, что будет спустя несколько минут, она бы снова забежала в сарай — и глянула бы на потолок. Может, и зря, но хотя бы надежда оставалась. Глупая надежда, но была! Надежда взглянуть на потолок и убедиться, что назад, в их собственный мир, дорога им заказана! А теперь оставалось лишь с ужасом следить за происходящим. И не оттого с ужасом, что смотрела туда, а потому что…
Они спрятались в том овражке — и впрямь небольшом: видимо, когда-то бежали весенние ручьи, да и равнина здесь слегка наклонная к лесу. И только успели устроиться за невысоким и маленьким обрывом (Эктор так и оставался при ней), как издалека ещё Наташа разглядела, что к сараю мчится небольшая группа всадников. Спрашивать старика не стала — зачем. Решила посмотреть всё своими глазами.
А всадники остановили лошадей у тех же пней, спешились и пошли к сараю.
Девушка помнила, что Диман, по привычке жителя многоквартирного дома, закрыл дверь в сарай. Секунды спустя она переглянулась с мальчишкой: один из всадников подёргал дверь — и та не открылась. После перегляда с мальчишкой посмотрела на Элфрида: старик мстительно кривил губы, следя за всадниками, которым не удалось войти в сарай.
А потом… Всадники сгрудились в кучу, что-то показывая друг другу, — так почудилось Наташе. И только когда они разошлись, она поняла, что в их руках — факелы. Нет, она не поняла бы, что это, если бы они просто горели — в дневном свете огня не разглядишь. Но факелы ещё и чадили чёрным дымом. И всадники сунули факелы в скрученное сено, после чего быстро отошли от сарая.
Потрясённая Наташа смотрела, как загорается сарай, как всадники снова садятся на лощадей и не спеша покидают место… казни?!
Открыла рот — повернулась к старику спросить, что же происходит, и не произнесла ни слова: Элфрид безмолвно плакал, глядя на горящий сарай.
Прижимая к себе голову необычно крепко спящего Эктора, Наташа оглядела растерянного Димана, пока ничего не понимавшую Свету — а кот вообще сидел на дне овражка, наблюдая за чем-то, что ему было более любопытно, чем людям. И, собравшись с мыслями, жёстко сказала:
— Элфрид, вы знаете, куда нам сейчас?
— Да-да, — всхлипывая, ответил старик, поднимаясь с коленей, на которых сидел, выглядывая над краем овражка. — Пойдёмте. Дорогу я знаю.
Диман молча подхватил сумки, с которыми он бежал сюда, а Света окликнула Шастю. И они все последовали за стариком.
Глава 3
Шли до безопасного, защищённого, по словам старика, места долго, не один день. И в первый же из дней Наташа до позднего вечера продолжала молча психовать, что не догадалась сразу осмотреть потолок того сарая. А вдруг там оставался ход назад — в свой мир?
Первые часы пути ознаменовались тем, что, выждав, когда всадники-поджигатели пропадут из виду, Элфрид повёл всех через равнину — к лесу и подальше от деревни. Выяснилось: равнина только казалась не слишком просторной, как и лес оказался о-очень далеко от сарая, хоть и смотрелся близким. А когда появились признаки вечера: тени в лесу стали чёрными и густыми, а заодно похолодало, — старик, уставший, но молчавший о себе, предложил устроить привал.
Обрадовались все. Наташина сумка с припасами съестного хоть и была не очень тяжёлой, но Диман устал от слишком медлительного шага спутников: поначалу-то Наташа шла довольно бодро, но груз в виде Эктора вскоре прочувствовала и начала не идти, а тащиться. Про старика и говорить нечего. Он даже не плёлся, а ковылял, часто замирая на месте, чтобы отдышаться. Диман нашёл ему нормальный такой сук, достаточно ровный и крепкий, чтобы приспособить его под посох. Поэтому старый эльф частенько опирался на этот посох, буквально наваливаясь на него.
Правда, Элфрид пообещал, что после ночного привала он придёт в себя и зашагает быстрее. Света шла тоже сначала бодро, как на прогулке — без груза-то. Но через несколько часов начала отставать и запинаться обо все мелкие преграды. Хуже всех приходилось, как ни странно, коту. Привык дрыхнуть целый день, а здесь — сплошная шагистика! Не успели пройти опушку, как Шастя нагло стал проситься на ручки, подбегая то к одному путнику, то к другому, а уж когда кто-то останавливался отдышаться, так кот вставал на задние лапы, обнимал его за ноги и умоляюще смотрел в лицо. На что Наташа назидательно сказала ему:
— Вот отощаешь вдвое — понесём. А пока — терпи.
А сама чуть не заплакала от жалости.
Привал устроили у лесного ручья.
Старик велел набрать сухостоя и уложить его кучей на глинистом бережке, благо тот был сухим. Под руководством старика коряги и сухие сучья были уложены удобно, чтобы топливо не разлеталось. И он поджёг его так, что даже падающая от усталости девочка оживилась, открыв рот — и глядя на руки Элфрида. А потом задрала голову кверху — на открывшийся в черноте густого леса купол света со сверкающими искрами, то и дело взлетавшими к мелькавшим в том же сумрачном свете ветвям.
Наташа, стоявшая всё время подготовки к теплу со спящим, обнимая её за шею, Эктором на руках, наконец сумела сесть на выкаченное Диманом небольшое бревно. Впрочем, не бревно — то-то обычно гладкое, обструганное хоть немного и часто без коры. А тут — с сучками по всей поверхности. Как, вообще, Диман сумел его перекатить к костру… Мальчишке и так пришлось поработать больше всех — так, что он осунулся страшно. До слёз было жаль и его, уставшего до дрожавших (Наташа заметила) рук.
Когда все расселись вокруг костра (а кое-кто и свалился прямо на подсохшую глину), к удивлению пришельцев из иного мира, Элфрид вынул из глубокого кармана завёрнутый в тряпицу кусок сыра. И развёл руками:
— Воды на чай вскипятить не в чём. А то бы набрали трав…
— Зато у нас есть кое-что получше, — хмыкнула девушка. — Дима, мороженое там у нас не растаяло, надеюсь? Надо бы съесть прямо сейчас, а то до утра не доживёт.
Сладости-то они у мороженщицы набрали целый пакетик,