черт возьми, моя душа, кроме того, что внезапно я оказываюсь в гостиной. Я оглядываюсь вокруг, дезориентированная, но не узнаю ни дом, ни какую-либо мебель, на которую смотрю.

Я чувствую, что это воспоминание, ощущение, которое я не могу описать иначе, но мне требуется мгновение, чтобы понять, что это не мое собственное. Каждая его часть кажется знакомой и чужой одновременно.

Оно принадлежит моему Привязанному.

Это что-то, что было выжжено в душе Нокса, что-то жизненно важное и настолько неотъемлемое от него, что я смотрю это в высоком разрешении.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что, хотя в этом воспоминании у меня нет тела, я все еще могу направлять свое видение туда, куда хочу, и я нахожу маленького мальчика, сидящего рядом со мной в гостиной в очень роскошном доме.

Он очень похож на моего Привязанного. Темные кудри, ниспадающие маленькой короной вокруг его головы, вызывают у меня боль в груди. Он выглядит бледнее, чем я привыкла, более подавленным, когда смотрит на свои ноги. Он смертельно неподвижен, мне приходится сосредоточиться на нем, чтобы увидеть, как мягко поднимается его грудь при дыхании, и нет ни малейших признаков того, что мальчик ерзает или дергается.

Он слишком юн, чтобы сидеть так неподвижно.

Я оглядываюсь вокруг, чтобы понять, что могло его так напугать, потому что у меня нет сомнений в том, что страх — единственное, что может заставить ребенка так себя вести.

Нет никаких сомнений в том, что мы находимся в особняке Дрейвенов.

Не в том, в котором мы провели так много времени, прежде чем сбежать в Убежище. Однако уровень богатства и роскоши в каждом дюйме пространства — явный показатель семьи.

Также мне совершенно ясно, что я права, и мальчик, сидящий рядом со мной, определенно Нокс, а не Норт.

Братья всегда казались мне невероятно похожими, настолько похожими, что в детстве их, наверное, было бы гораздо труднее отличить друг от друга, но несмотря на это, я точно знаю, кто находится рядом со мной. Чем больше я осматриваю комнату, тем больше волнуюсь.

Десятки фотографий в платиновых или позолоченных рамках расположены на различных поверхностях, а некоторые даже украшены бриллиантами и другими драгоценными камнями.

На всех них изображены Норт и его родители.

В этой комнате нет никаких следов Нокса.

Я знаю, что у братьев один и тот же отец, Центральный в их семейной группе Привязанных, но у них разные матери. Несмотря на это, настораживает тот факт, что ни на одном из снимков нет никаких признаков младшего брата или другой Привязанной из группы.

На моих собственных семейных фотографиях всегда были запечатлены я, моя мать и все ее Привязанные, каждый проявлял интерес к тому, как я росла, и был частью моей жизни. Я никогда не задавалась вопросом о своем месте в семье или о том, одинаково ли меня любят взрослые, которые воспитывали меня по-разному.

Судя по виду комнаты, в этой семье только один ребенок и только одна Привязанная.

Я вздрагиваю от звука открывающейся двери в дальнем конце комнаты: входят две женщины. Одна из них одета в элегантное пальто от Шанель и туфли на каблуках, ее волосы аккуратно убраны назад, в ушах — жемчужные серьги. Это мать Норта.

Женщина, которая следует за ней, почти точная ее копия, их черты лица настолько похожи, что они должны быть близнецами, хотя она выглядит гораздо более неухоженной, чем ее сестра. Ее волосы прямыми струями обрамляют вытянутое лицо, а дизайнерская одежда не так изящно скроена — она свисает с ее худощавой фигуры.

Каждый дюйм ее тела вызывает отвращение, но я чувствую себя виноватой за то, что даже думаю об этом.

— Ты не должна быть здесь, Эммалина. Ты обещала держаться подальше.

Я хмурюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на маленького мальчика. Однако он никак не реагирует на их присутствие в комнате. Его взгляд не отрывается от начищенных носков туфель. Я осматриваю его гораздо более критично, но не замечаю никаких признаков пренебрежения или актов насилия. На нем нет ни синяков, ни порезов, и в последний момент я вспоминаю, что нужно проверить его пальцы.

Они все еще прямые, так что, что бы с ним ни случилось, это произошло позже.

Тем не менее, мое беспокойство растет.

— Я знаю, что это расстраивает маленькую идеальную семью, которую ты здесь создала, Марселина, но отец приходил в дом. У него было много вопросов о том, почему мы там живем. Я не знала, что ответить.

Мать Норта поворачивается к своей сестре с ледяной улыбкой на лице и пожимает плечами в ответ. — Скажи ему правду. Скажи ему, что ты не можешь выносить своего собственного Привязанного и сбежала. Скажи ему, что ты выполнила свой долг, подарив ему сына, а потом выкрала его из семьи, потому что тебе невыносима мысль о том, что твой собственный Привязанный находится рядом со своим сыном.

Затем она наклонилась чуть ближе и прошептала: — Ты должна рассказать ему все, Эммалина. Ты должна рассказать ему о том, что делаешь со своим маленьким сыном.

Я не знаю, что это значит.

Это не имеет для меня никакого смысла, даже с учетом темной тучи, нависшей над головой маленького мальчика. Однако затем воспоминание искажается, пока мы не оказываемся в новой обстановке.

Этот дом гораздо менее роскошен.

Пыль покрывает каждую поверхность, и когда я присматриваюсь к стенам вокруг нас повнимательнее, то также замечаю отпечатки пальцев и грязь на них. Паутина в углах потолка, изъеденные молью занавески на окнах — похоже, что это какой-то старый заброшенный дом в викторианском стиле, хотя я понятия не имею, почему Нокс Дрейвен мог оказаться в таком месте.

Он никак не мог здесь жить.

Но вскоре я нахожу маленького мальчика, съежившегося в углу, с опущенной головой и подтянутыми к груди коленями. Его руки закрывают уши, и он тихонько раскачивается — небольшое успокаивающее движение.

Он напуган.

Я оглядываю комнату, но там ничего нет, никаких признаков того, что кто-то причинил ему вред или пришел за ним. Судя по тому, как он себя ведет, я бы предположила, что кто-то выбивает дверь или размахивает оружием, но там… ничего.

Меня влечет к нему, влечет его боль и отчаянное желание избавить его от страданий. В этой форме я ничего не могу сделать, в конце концов, это воспоминание. Однако я все равно вклиниваюсь в крошечное пространство рядом с ним, протискиваясь под окном в крошечную щель, где могу быть поближе к