изнанка какого-то отеля. Камер нет. Запах гниющего мусора смешивается с кухонными выхлопами. Дыхание частое и глубокое. В одной руке – нож, кисть другой сжата в кулак. Она считает про себя, вслушиваясь в тишину. Примерно тридцать секунд. Каждая из них долгая, тягучая, тяжелая – как возле черной дыры, где время замедляется по закону Эйнштейна.

Послышались шаги. Это Черная майка. Он не бежит, но быстро идет, взволнованный тем, что объект слежки пропал из виду.

Вот и он.

Поворачивает за угол, к ней.

Раз! – Она бьет его в шею.

Два! – Ногой в пах.

Три! – Бросается на него и обхватывает рукой его шею. Нож жалит кожу у сонной артерии, в двух-трех сантиметрах от смерти.

Тонкая струйка крови течет по коже, напитывая шов майки.

– Дернешься – умрешь, – говорит она. – Русский?

Черная майка не может дышать. Не может сказать ни слова. Она чувствует его страх и его поджарое тело в своих руках. Он сильный, но она сильнее, у нее есть нож. Возможно, у него тоже есть нож, но он знает, что не успеет ударить ее – она нажмет, и через несколько секунд он умрет.

Она дает ему время для двух-трех вдохов-выдохов.

– Вы мне шею проткнете, – хрипит наконец он. – Не давите так.

– Уже проткнула. Чувствуешь, как течет кровь? Нравится быть шпионом?

– Вероника, я не шпион. Меня прислал Буров, вас охранять.

Не испытывая доверия к Черной майке, она, тем не менее, ослабила нажим:

– Есть номер Бурова?

– Да.

– Звони по громкой связи. Только медленно бери телефон, не дергайся, а то вдруг правда ненароком проткну сонную артерию.

– Я Олег. Очень приятно.

Вынув телефон из кармана, он поднял его на уровень глаз и набрал номер. Включил громкую связь.

– Олег, что случилось? – тяжелый властный голос Бурова, не без ноток беспокойства, раздался в тиши мусорного аппендикса.

– Григорий Валентинович, добрый вечер. Извините, пожалуйста, за беспокойство. Вы не могли бы подтвердить Веронике, что я здесь для ее безопасности?

– Спалился? – Буров рассмеялся недобрым свинцовым смехом. – Яйца на месте или уже в Босфоре?

– На месте, Григорий Валентинович.

– Повезло, значит. Я тебя предупреждал, чтоб был аккуратней. Не поверю, что ты цел и невредим.

– У меня дырка в шее, а так все в порядке.

– Вероника, извините, пожалуйста. – Буров обратился к Нике. – Я сделал это из лучших побуждений.

– Спасибо за заботу, Григорий Валентинович. – Ника отпустила Олега. – Но я могу сама постоять за себя, мне не нужны няньки, с которыми может справиться женщина. Завтра нянька летит домой. А лучше – сегодня.

Коснувшись пальцами шеи, Олег посмотрел на кровь.

– Вероника, не рубите так сразу, подумайте, – сказал Буров. – Утро вечера мудренее.

– Подумаю. Спокойной ночи, Григорий Валентинович.

– Спокойной ночи, Вероника. Спокойной ночи, Олег.

Буров положил трубку.

Держась рукой за шею, Олег развернулся лицом к Нике. Теперь она могла рассмотреть его как следует. Худощавый, крепкий, загорелый, русые волосы выгорели на солнце, на сухих губах – усмешка, в глазах – шок. Опустив глаза, он смотрит на нож:

– Спасибо, что не убила.

– У меня есть бинт. Давай забинтую.

Он удивился еще сильнее:

– Кто ты?

– Аудитор.

Сунув нож в чехол, она вынула из сумочки гемостатический гель и бинт. Гель, бинт и нож – дорожный набор леди.

Забинтовав шею Олегу, она окинула взглядом повязку:

– Жить будешь. Но недолго, если будешь таким растяпой.

– Прощай, – прибавила она. – За дырку в шее не извиняюсь.

– Ты зря отказываешься. Я знаю Горшкова, он плохой человек. Очень.

Уже сделав шаг прочь, Ника замерла на месте.

– Что они не поделили с Буровым? – спросила она.

– Горшков решил его кинуть, как мне кажется. Просто кинуть. Как в старые добрые времена.

– Расскажешь о нем?

– Прямо здесь, у мусорок? Или найдем место получше?

– Мой номер устроит?

– Вполне. – Кажется, Олег не мог поверить в реальность происходящего.

– Двести десять, – сказала она. – Предупрежу парня на ресепшн. Не будем ходить под ручку.

– До встречи, – прибавила она. – Дорогу помнишь? – Ее губы смеялись над ним, почти с дружеской иронией.

– Да.

Она пошла, а он остался у мусорных баков, удивленно глядя ей вслед. На белом бинте проступило пятнышко крови.

9. Разговоры в ночи

Через пятнадцать минут они встретились в номере Ники.

К этому времени пятнышко на бинте расплылось и стало большим алым пятном.

– Как тебя пустили в отель? – Ника смотрела на бинт. – Не вызвали полицию?

Олег подошел к зеркалу на стене:

– Ты правда могла бы меня убить?

– Сомневаешься? Убила бы и сбросила в мусорный бак.

Он потрогал окровавленный бинт:

– Не сомневаюсь.

– В холодильнике есть лед. Давай приложим. И еще раз намажем гелем.

Разбинтовав шею, приложили к ране лед, в одноразовой шапочке для душа.

Ника заварила чай.

Когда остановилась кровь, сели пить чай. Олег сидел на диване, Ника – в кресле напротив. Их разделял низкий стеклянный столик.

– Я вся внимание, – сказала она. – Что ты знаешь о Горшкове, чего не знаю я?

– Был период, когда я видел его каждый день. В курсе, что он живет в Испании?

Ника кивнула:

– В Кастельдефельсе под Барсой.

– У Бурова тоже там дом. И у Месси. Приятное местечко. Я по долгу службы был там при Бурове – то его охранял, то Алину, то их вместе, – так что часто видел Горшкова.

– Алину?

– Жену Бурова. Гражданскую, так сказать… – Олег прочистил горло. – Они года три вместе, но не расписаны. Она там жила почти постоянно, а Буров бывал наездами.

– Какая у нее фамилия?

– Жданова, кажется. Алина Жданова. Вице-мисс конкурса красоты, где, собственно говоря, и встретилась с Буровым. Хорошая девушка.

Олег опустил взгляд. Сделал глоток чаю.

– Нравится тебе? – спросила Ника.

– Кто?

– Алина.

По реакции Олега она поняла, что Алина ему нравится.

– Испания, море, солнце, муж далеко, – продолжила она. – Идеальные условия для адюльтера, не так ли?

Наблюдая за тем, как Олег съеживается на диване под давлением ее слов, она чувствовала удовольствие, смешанное с профессиональным аудиторским интересом.

– Между нами ничего не было, – сказал он, залившись краской от ушей до ключиц. – Не выдумывай.

– Не бойся, я не скажу Бурову, и он тебя не убьет. – Сделав паузу, Ника продолжила: – Она любит Бурова?

– Откуда я знаю?

– А все-таки?

Он поднял взгляд, посмотрел ей в глаза:

– Знаешь, как бывает, когда женщин тянет к богатым и успешным? Как понять, где любовь, а где магнетизм денег? Она не исповедовалась передо мной, я не священник. Может, любит. Может – нет. Он ее вроде любит. Хочет детей, но у нее проблемы со здоровьем.

– Ладно, это был экскурс в дела амурные, – сказала Ника, заканчивая пытку. – Давай вернемся к Горшкову. Расскажи мне о нем.

– Он конкретный бандит. Не знаю, зачем Буров с ним связался. Наверное, думал, что Горшков не посмеет его кинуть, а Горшков посмел. Они были как бы друзья, но у Горшкова нет друзей. Нескольких своих партнеров он грохнул в девяностых. Рядом с ним страшно. Никогда не повышает голоса, улыбается, а потом – раз! – ты труп. – Олег помолчал, сделал глоток чаю. – Он умный. Намного умнее Бурова. У него все ходы записаны, все продумано наперед. Будь аккуратнее. Если найдешь что-то на Горшкова, не кричи на каждом углу, а сразу иди к Бурову. Думаю, у Горшкова и на этот случай есть козырь в рукаве, вот увидишь. Ты тоже должна быть умной, иначе он тебя съест. Будь уверена, он уже все знает о тебе. Мехмет – тоже.

Олег сделал глоток чаю.

– Йылмаз – его человек, от и до, ручной пес, – продолжил он. – Я был там, когда они встречались. Сразу видно, кто хозяин. Бурова он слушает, а к Горшкову прислушивается, гнется перед ним по-лакейски.

– А Белкин? Чей он?

– Саша всегда со всеми, но при этом сам по себе. Хитрый малый. Не удивлюсь, если он тоже замешан. С некоторых пор Буров не доверяет ему, и правильно делает. Белкин гнилой.

– Есть факты?

– Есть слухи. Не буду их повторять. Просто