с охраной, а ты ходишь одна по странным барам. Нравятся острые ощущения? Такое чувство, что ты знакома с этим типом.

– Может быть. Как ты меня нашел? Я не видела хвоста.

– Не буду раскрывать всех секретов. Дело техники. И если я смог, смогут и другие. Этот хрен с ножом тоже застал тебя врасплох. Нет совершенных людей. Мы помогаем друг другу латать дыры своих слабостей.

– Мне не нужны няньки.

– Тебе нужна жизнь, а мне нужна ты.

– Звучит, как признание в любви.

– Звучит, как желание прижать Горшкова. Он мразь. Я предупреждал отца, но он не послушал, решил сыграть в бизнес с этим уркой. Вот и сыграл. То ли еще будет.

– Какие у тебя отношения с отцом? – вдруг спросила Ника.

– Можешь не отвечать, – прибавила она.

– Отношения… – Буров-младший помолчал. – Отношения сложные с детства. Он властный, упрямый – я тоже упрямый. Он хотел, чтобы я был в его бизнесе, а я создал свой. Сейчас он уговаривает меня возглавить холдинг, вместо Белкина, а я отказываюсь, мне это не нужно. Неинтересно. Стройка, гостиницы, склады – вчерашний день. Я хочу жить будущим.

– А как твои успехи? – спросил он. – Накопала что-нибудь?

– Думаешь, скажу? Почему я должна тебе доверять?

– Не должна. Все правильно. Но если нужна помощь, я готов помочь. У меня есть ресурсы и связи.

– Как далеко они простираются? До Катара достанут?

– Может быть. Если постараться.

– Есть офшор на Барбадосе. По непроверенной информации, он принадлежит правящей семье Катара. Можно проверить?

– Можно попробовать, без гарантии результата. Ты же понимаешь, где мы, а где правящая семья. Скажешь название офшора?

Ника сказала. Иван записал.

– Что думаешь о Белкине? – спросила она.

– Он не любит меня, а я – его. Думаю, он знает, что отец хочет поставить меня на его место. Участвует ли он в истории с «Истанбул Иншаат»? Все может быть. Если он чувствует, что его дни сочтены, а Горшков сделал ему предложение, то вот и мотив. Как только отец найдет сменщика, даст ему под зад.

– Есть хороший ресторан у мечети Сулеймание. – Буров-младший сменил тему. – Как на это смотришь? Не ехать же домой в столь ранний час, в апартаменты на третьем этаже у площади Султанхамет.

– Ты тоже много обо мне знаешь. – Она не удивилась.

– Халаф говорит по-русски? – спросила она тихо.

– Нет. Только по-арабски и по-английски. Он коренной эмиратец, небедный, мог бы вообще не работать, но работает, и еще как. Идейный. Будешь за ним как за каменной стеной – если захочешь. Тебе еще не угрожали?

– Уже да. Вчера и сегодня. Звонили из Красноярска, с родины Горшкова.

– Что сказали? – Буров смотрел на нее в профиль.

– Предложили на выбор морг или сто тысяч долларов. Я выбрала третий вариант.

– Ты слишком легко к этому относишься. Завтра приедет второй охранник, а Халаф будет с тобой. Сегодня можешь переночевать у меня, номер трехкомнатный, места хватит. Если нужно, можем заехать к тебе, взять вещи. Поверь, дело серьезное. Серьезнее, чем, возможно, тебе кажется. Буров затеял большую игру. Я не знаю всех деталей его планов, но достаточно и того, что знаю.

– Почему вы все не договариваете? Сначала Олег, теперь – ты.

– Олег на что-то намекал?

– Говорил, что Белкин гнилой.

– Это не новость. Возможно, Олег знает что-то еще, надо с ним поговорить для полноты картины. – Буров сделал паузу. – Ну так как? Берешь в друзья Халафа?

– У него боевой пистолет или травмат?

– Боевой.

– Тогда беру. Как он провез его сюда, через границу?

– У него хорошие рекомендации. – Буров улыбнулся.

13. Темные воды Босфора

В ее комнате больше не было жучков, их убрали ночью.

Ай да Мехмет. Ай да сукин сын. Неужели правда не знал? Будет ему повод задуматься над тем, как его используют и подставляют. Фарш обратно не скрутишь. Репутацию не вернешь. Много ли человеку земли нужно? Много ли денег? Эх, Мехмет, Мехмет. Каковы ваши дальнейшие жизненные планы?

Она приехала в офис с Халафом, на бронированном «Мерседесе».

Впечатленная тем, что Иван Буров узнал о месте ее жительства и нашел ее в баре, она решила изменить отношение к собственной безопасности. Не то что бы она тряслась от страха, нет – просто она не любила проигрывать и хотела закончить начатое, а Халаф с пистолетом и бронированная машина существенно повышали ее шансы.

Ночевала она в трехкомнатном люксе Бурова. После ужина они заехали в ее апартаменты, она взяла ноутбук, кое-что из вещей, и потом Халаф отвез их в восточную сказку пятизвездочного отеля, в угловой номер на последнем этаже. Панорамные виды на Босфор. Французское шампанское в ведерке со льдом. Четыре тысячи долларов за ночь.

– Шикарно живете, – сказала она, осматриваясь. – Слишком хорошо.

– Жизнь коротка. – Буров сел на диван в гостиной. – Может оборваться в любой момент. Нужно успевать. Тебе ли не знать, с твоей-то профессией.

– У меня философский взгляд на жизнь. – Она подошла к панорамному окну. – Меня она не держит. Так проще жить, спокойнее – как на спектакле в театре. Всякие Горшковы этого не знают и пугают меня моргом.

– Будешь шампанское? – спросил Буров.

– Почему бы и нет?

– Тебе не страшно без Халафа? – спросила она. – Он не успеет сюда через два этажа, если тебя захотят убить. Или – меня, а тебя за компанию.

– Я тут не один, вдвоем отобьемся. У тебя с собой нож, которым ты чуть не перерезала горло Олегу?

Она вынула нож из сумочки.

– Ого, – сказал Буров. – Можно?

Она протянула ему нож рукоятью вперед.

Взяв его, он уважительно взвесил его на руке:

– Серьезно. Представляю, что чувствовал Олег. И не завидую твоим врагам.

Вернув ей нож, он открыл шампанское.

Расположившись у панорамного окна с видом на Босфор, они пили и общались на темы, не связанные с «Истанбул Иншаат» и Горшковым. Иван рассказывал о бизнесе, Эмиратах, Дурове – а она, слушая его, завидовала ему. Не из-за денег, нет. Он жил в мире, который был для него реален, а она – на сцене театра в черной космической пустоте, среди декораций-иллюзий и тысяч симулякров, мгновение за мгновением, день за днем, год за годом. Она играла свою роль. Она играла себя живую. Живые чувствуют боль, и она тоже ее чувствовала, но ее боль была нереальной, ненастоящей. Это был фантом, трещина в психике, сбой. Не было никакой боли. А если нет боли, то что есть? Номер за четыре тысячи долларов? Французское шампанское?

Ничего нет. Есть стены в бетонной коробке и этиловый спирт в пузатой стеклянной бутылке. Это тоже симулякры. Эрзац-счастье для богатых, самообман мозга цифрами на ценнике, пустота в пустоте.

Внизу Босфор. Темные воды и ночь, которым все равно, есть люди или нет. Люди – временщики на планете, глупые младенцы из рода приматов, возомнившие о себе бог весть что. Одни воруют, другие ловят. Все при деле.

Она делает глоток шампанского.

Слушает Бурова, миллионера из пустыни.

Не получив свое, ее демоны ждут, чем все это закончится. Что за романтика? Зачем тебе это? Шампанское вместо виски. Красавец-миллионер вместо грязного типа из бара, которому можно сломать руку или сунуть трусы в рот. Не твое это, не нужно тебе это.

Она знала, что не нужно, но не гребла против течения. Зачем? Пусть идет как идет, раз уж пошло. В этом нет ничего хорошего, но и плохого тоже нет.

Допив шампанское, они по очереди приняли душ, а затем оказались в одной спальне, на огромной кровати с матрасом толщиной в метр и вычурной резной спинкой.

Живот болел. Монстры рычали. Ласки, нежность, слюни – ты не получишь того, чего хочешь. Боль не уйдет. Зверь в тебе хочет звериного, но ты не дашь ему это. Тьму не разгонишь светом. Тьме нужна тьма. Ты кончила? Стало легче? Чуть-чуть? Давай еще раз. И еще. Может, хватит до завтра. А завтра начнем заново. Кто ищет, тот найдет. Если станет совсем плохо, у тебя есть нож. И есть тело. И есть боль для лечения боли.