имей в виду. Скажу лишь, что Буров хочет, чтобы его сын Иван возглавил холдинг, а Горшков этого не хочет, его устраивает Белкин.

– Ладно. Еще что-то? Пока негусто. Что-то не договариваешь?

– Я сказал все, что мог. Если снова приставишь нож к шее, не скажу больше.

– Что насчет Глущенко?

– Раньше был нормальным парнем, а сейчас он мне не нравится. Видел его пару раз в Москве и Испании – что-то в нем не то. Изменился. Хмурый стал, весь в себе, дерганый. Заметила?

– Да.

– Знаешь, я удивился, когда узнал, что Буров отправил сюда девушку-аудитора. Все удивились. Но теперь я вижу, что он был прав. Единственный вопрос – твоя безопасность. Зря отказываешься от помощи. Понимаешь, что это за игра? Горшков против Бурова, а ты между ними – как между молотом и наковальней.

– Я понимаю. Это и моя игра тоже.

– Как она называется?

– Жизнь после смерти. Когда умер, но жив, и уже не боишься смерти.

– Мне не нужен охранник, – прибавила она. – Делай, что должно, и будь, что будет.

Олег смотрел на нее молча, с немым восхищением.

– В твоем безумии – твоя сила, – наконец сказал он. – Удачи. Завтра я уезжаю. Будь осторожна.

– Оставь номер телефона.

– Да.

Допили чай. Потом Олег ушел, а Ника осталась. Подождав несколько минут, она спустилась вниз, сдала ключ от номера удивленному администратору и вышла в пряную стамбульскую ночь. Она не стала вызывать такси. Отсюда до ее апартаментов рукой подать – пятнадцать минут пешком.

На улице ни души.

Звуки ее шагов раздаются в ночной тиши, отражаясь от древней каменной стены парка Гюльхане, и никто не идет за ней по пятам. Черной майки нет. Она одна. Она чувствует ночь остро, тонко – как зверь; ей нравится играть с другими животными не в игры, но в жизнь. Что мертво, умереть не может. Подкрадывайтесь ко мне, набрасывайтесь – я готова.

Дорога вывела ее к площади Султахмет, к Айя-Софии. Здесь она остановилась на минуту. Стамбул – декорация спектакля. С тем же успехом каменные стены могли бы быть фанерными конструкциями или компьютерными спецэффектами – так она чувствует себя здесь. Айя-София, Голубая мечеть, дворец султанов Топкапы – играя свою роль, она проходит рядом с ними, но не может прикоснуться к ним, войти в них, стать хотя бы на время частью города. Город отдельно, она – отдельно. Он чужой. Она чужая. Драма набирает обороты, эпизод за эпизодом двигаясь к кульминации, и зрители, почувствовав вкус крови, жаждут большего.

Демоны молчат. Они получили свое.

Она идет мимо древних обелисков, подсвеченных на темном фоне, по территории бывшего римского ипподрома, и, прислушиваясь к ночи, думает о том, что борьба Бурова и Горшкова – ничтожно малый акт в масштабах мировой истории. Кто такой Буров? Кто такой Горшков? Маленькие человечки, мнящие себя властителями судеб и хозяевами богатств. Что останется после них? Кто вспомнит их? А ее кто вспомнит? Все суета. Жизнь бессмысленна, но нужно ее прожить.

В этот момент раздался звонок.

Резкий, громкий, он разорвал ткань ночи и заставил ее вздрогнуть от неожиданности.

Неизвестный российский номер. Звонят по мессенджеру.

Она взяла трубку:

– Да.

– Вероника?

Мужской голос звучал ровно, стерильно, неестественно – как у робота. В первое мгновение она подумала, что это рекламный обзвон и на другом конце линии – не человек, а синтезированный виртуальный помощник.

– Да, – сказала она, готовясь положить трубку.

– Вероника, у меня к вам деловое предложение относительно вашей проверки. Хотите его услышать?

Она молчала.

– Молчание – знак согласия, – продолжил ровный голос. – Предложение такое, на выбор: вы сворачиваете тему и для отчета находите пару-тройку формальных нарушений, за что получаете сто тысяч долларов. Или же не получаете сто тысяч, а получаете проблемы, большие. Какой вариант выберете?

– Можно конкретней? О каких проблемах речь?

– У вас крепкое здоровье?

– Да.

– Вы же не хотите попасть в больницу? А в морге когда-нибудь были?

– Нет.

– Тогда я бы на вашем месте выбрал первый вариант.

– Можно я подумаю?

– Да. Только недолго. До завтра. Завтра я позвоню. До свидания, Вероника.

Мужчина положил трубку.

Вот и первые угрозы. К ним нужно относиться серьезно. Когда на кону большие деньги, все становится серьезным. Механический голос не блефует, за его ровными холодными интонациями – большой опыт запугиваний и практической реализации угроз. Голос-стилет. С ней говорил человек, но голос был нечеловеческий, обработанный в какой-то программе, что лишь усиливало вескость каждого слова.

Она сказала: «Можно я подумаю?», и это была правда. Она подумает. Но не о том, принять ли предложение, а о том, как реагировать на угрозу.

Она заглянула в мессенджер. Дима был две минуты назад, несмотря на позднее время. Он сова, типичный айтишник – днем спит, а вечером и ночью сидит за компьютером, взбадриваясь с помощью кофе и хэви метала.

Она набрала Диму.

– Привет! Что случилось? – В его голосе слышалось беспокойство. Он всегда беспокоился за нее.

– Привет. Можешь пробить номер? На кого зарегистрирован, локация, звонки за последний месяц. Вряд ли поможет, но попытка не пытка.

– Что за номер?

– Мне угрожают. Ничего нового.

– Мне не нравится, как ты это сказала. Попроси охрану у заказчика.

– Я только что отправила домой горе-охранника. От таких пользы ноль.

– Ты отмороженная, Никки. Просто нет слов.

– Одни лазят по скалам без страховки, другие гоняют на байках без защиты, а у меня свой способ развлечения. Жизнь скучна, Дима. Скучна и бессмысленна. Мы слишком сильно держимся за нее, слишком сильно боимся.

– Никки…

– Пробьешь номер? – она не дала ему сказать.

– Диктуй. – Он словно обиделся. – Думаешь, они блефуют? Ты слишком спокойна.

– Думаю, они не блефуют. Но я не дрожу от страха. Мне интересно, что будет дальше.

– Ох, Никки, Никки. – Дима вздохнул. – Не буду больше ничего говорить. Ты сама все знаешь.

– Да. Спасибо, Димочка. По гаджетам есть подвижки?

– Закинул тему, жду. Это не быстрый процесс, требует артподготовки.

– Спасибо.

Она оглянулась. Никого. Сегодня никого. Срок ультиматума истекает завтра. Что ж, господа, вы лезете напролом, рассчитывая на силу и страх, – но побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее.

Через несколько минут она вошла в апартаменты.

Проверила, нет ли жучков.

Раздевшись догола, встала перед зеркалом шкафа-купе в коридоре.

Что она видит?

Сильное красивое женское тело с несколькими порезами разной степени свежести, которые она сама себе нанесла. Тело самки примата из рода homo sapience. Объект вожделения самцов. Причина войн, кровопролитий, подвигов, преступлений, творчества, любви. Кости, мышцы, нервы, кожа, внутренние органы. Живой организм. Биомашина для выживания.

Положив руку между ног, она нажала пальцем на клитор. Все хотят удовольствий, и цель оправдывает средства в глазах того, кто жадно хочет.

Она вспомнила, как воткнула нож в шею Олега. Как текла кровь на черный шов майки. Как его сильное мужское тело стало беспомощным в ее руках.

Ее монстры урчат. Они двигают ее пальцем. Они хотят большего, они всегда требуют большего. Они смотрят на нее из ее темных глаз, из расширенных зрачков, из Зазеркалья ее сущности, а она смотрит на них, не прекращая движения. Получите. Берите. Оставьте меня хоть на минуту.

Впереди большая игра. Большая жатва.

У вас будет много пищи.

10. Недоразумение

– Хасан, доброе утро. Я хотела бы встретиться с господином Йылмазом. Как у него сегодня со временем?

Она звонила из комнаты с жучками, глядя с восьмого этажа на Стамбул-Сити – каменный, денежный, безжалостный.

– Доброе утро, Вероника. Я спрошу у господина Йылмаза. Он сказал, что для вас у него всегда есть время.

Хасан перезвонил через минуту:

– Можете зайти, господин Йылмаз ждет вас.

Взяв ноутбук, она поднялась на десятый этаж. Здесь было прохладнее, чем на восьмом, и воздух был другой: чище, свежее, легче.

В приемной ей улыбнулась Мерьем:

– Доброе утро, Вероника.

– Доброе утро, Мерьем.

Здесь все улыбаются и все говорят по-русски. А потом,