через офшор на Барбадосе, – лидер по росту объемов (в три раза) и цен (на пятьдесят процентов). По Yildiz İnsaat (итальянцы?) – та же динамика. Цены на бетон у ISM Group (местный политик?) выросли на восемьдесят процентов к ценам бывшего поставщика. Примеров масса, а у Мехмета и Глущенко на все вопросы один ответ – инфляция на рынке, выбираем надежных, с плохими не работаем. Что ж, проверим. У нее есть контакты «плохих», она узнает их версии событий и их цены. Не меньше вопросов и к стоимости земли под строительство. И к стоимости ремонтов техники. И к агентской комиссии при продаже недвижимости. Ее задача – найти нити, ведущие к Горшкову. Бурову нужны не только доказательства слива денег. Ему нужен Горшков.

Переодевшись в майку и короткую юбку, она вызвала такси.

Она не станет сидеть дома, дрожа за свою жизнь. Она не может сидеть тут. Ей нужна ночь: темный дешевый бар, липкие приставания, секс, насилие, – демоны требуют пищи, скручиваясь в нижней части тела. Болит живот. В черных зрачках глаз – тихое безумие. В сумочке – нож. Она готова. Действие порождает противодействие. Система стремится к балансу.

Когда она села в такси, раздался звонок.

Неизвестный номер. Синтезированный голос-стилет.

Она включила запись.

– Вероника, добрый вечер. Вы подумали над моим предложением?

– Добрый вечер. Мехмет не звонил Горшкову?

– Почему он должен был звонить?

– Я просила.

– Не понимаю, о чем вы. Так как? Подумали?

– Да. – Она сделала паузу и затем прибавила: – Предложение не принимается. Я не люблю, когда мне угрожают.

– Зря вы так, Вероника. Не стройте из себя Рэмбо. Вы просто женщина, которая влезла не в свое дело. Сколько дал вам Буров? Копейки? А жизнь и здоровье бесценны.

– Знаешь, что, мой друг? – Демоны зарычали, брызжа слюной с острых клыков, но ее голос оставался ровным, почти спокойным. – Ты откуда звонишь? Из Красноярска? С улицы Навигационной? Делаешь за шефа грязную работу, на пару-тройку статей Уголовного кодекса?

На другом конце линии стихло.

– Ты умная и смелая девушка, – наконец сказал голос. – Жаль, что окажешься в морге раньше времени.

– Подумай лучше о себе. И передай, пожалуйста, хозяину, что если я окажусь в морге, то лучше ему не станет. Мне будет все равно, а его проблемы никуда не денутся, я об этом позабочусь. Спокойной ночи.

Она положила трубку.

Сегодня она узнала от Димы, что номер, с которого ей звонили, зарегистрирован на красноярского пенсионера восьмидесяти лет от роду. Других звонков с этого номера не было, его взяли специально под нее. Детская конспирация. Чувствуют себя настолько уверенно, что почти не прячутся. Нет, это не блеф. Это назад в девяностые. Отныне нужно быть вдвойне осторожной, но это не повод сидеть дома, в четырех стенах. Клин клином вышибают.

Сунув руку в сумочку, она взялась за рукоять ножа.

Живот болит.

Голос-стилет звучит в голове.

Через полчаса подъехали к Истикляль. Даже сейчас, без четверти десять, здесь было шумно и суетно, туристы сновали туда-сюда, одержимые жаждой впечатлений, позднего шопинга и ужина, а между ними ехал красный трамвайчик, медленный, ностальгический, в свой последний на сегодня рейс из трех остановок. Средство не столько передвижения, сколько получения положительных эмоций.

Нике требовались эмоции иного рода. В прошлый раз она получила их, избив сутенера Ахмета и сунув ему в рот его красные трусы, – но этого хватило ненадолго. Ее вновь скручивает желание. Боль. Она наполнена тьмой и влагой. Она жертва и охотник. Ей нужен рай в аду. Она будет снова ловить на живца, движимая инстинктами. Кто ищет, тот найдет.

Свернув в темный, узкий, угрожающе тихий переулок, в двух-трех кварталах от бара, где встретилась с Ахметом, она нашла другой бар, еще хуже первого: с грязными стеклами, простой ободранной дверью, разбитой неоновой вывеской. Серые стены дома были покрыты граффити на высоту человеческого роста.

То что нужно.

Она вошла.

Втянув ноздрями затхлый теплый воздух с запахом крепкого алкоголя и вредных закусок, она села за барную стойку и сложила ногу на ногу.

Заказала виски.

Глянув на нее недобро, бармен налил виски и подчеркнуто резко, с громким стуком, поставил перед ней бокал. Думает, что она шлюха. Пусть думает. Так даже лучше.

Она огляделась.

Не очень-то популярное место. Почти пусто. Не зря ли сюда пришла? Кого тут ловить?

Не успела она так подумать, как ее больно кольнуло в левый бок.

– Hello, honey. – Раздался шипящий шепот. – Do you remember me?9

Опустив взгляд, она увидела итальянский автоматический стилет. Он жалил кожу сквозь майку.

В начале было слово, теперь появился нож, а вместе с ним – старый друг Ахмет, трусы-во-рту, черный, прилизанный, со швейцарским хронометром и зловонным дыханием.

Клюнуло так клюнуло.

– Yes, – сказала она. – I do.10

– Bitch, – Ахмет дыхнул ей в ухо. – Fucking bitch.11

– Yes.12

Реакция Ахмета была своеобразной. Он укусил ее за ухо, больно, но не до крови.

Повернувшись к ним спиной, бармен занялся чисткой кофе-машины.

– I’m boss here, – шипел Ахмет. – It’s my business too. I’ll kill you, bitch.13

– May be let’s fuck together once again?14 – сказала она.

Она чувствовала, что Ахмет не знает, что делать дальше. Сказав «А», нужно говорить следующую букву, но какую?

Он не успел ничего сказать.

– Отпусти ее! – Послышалось сзади на чистом русском. – Понимаешь? Go out!

Ахмет обернулся. Смесь злости и недоумения отразилась на его холеном гангстерском лице.

Сильнее надавив на нож – Ника сжала зубы, встречая волну боли, – он ответил незнакомцу на ломаном русском:

– Кто ты, сука?

С другой стороны к Нике приблизился еще один турок, со сломанным носом, с черными глазами-дырами. Дружок Ахмета.

Ника просчитывала варианты. Ни один ей не нравился. Она не видела, кто сзади. Оставалось только ждать, чем все закончится.

Внезапно Ахмет убрал нож. Молча уставившись в пространство за спиной Ники, он сделал шаг назад и уперся спиной в барную стойку.

Ника обернулась.

Она увидела огромного араба, ростом под два метра и столько же в ширину, в темном костюме, белой рубашке, с большим пистолетом в большой смуглой руке. Дуло пистолета смотрело в голову Ахмету.

Рядом с арабом стоял мужчина среднего роста, среднего возраста, в серой майке, джинсах, русский, темноволосый, небритый, довольно симпатичный.

– Здравствуйте, девушка, – сказал он, улыбаясь. – Прогуляемся? Как на это смотрите?

– Положительно, – сказала она.

Она не стала говорить, что предпочла бы приложить Ахмета лицом о стойку, снять с него брюки, трусы и воткнуть его стилет ему в зад, по самую гарду.

Они пошли к выходу.

Араб шел следом за ними, спиной вперед, не сводя глаз с Ахмета и его друга со сломанным носом.

Вышли из бара.

– Вероника, извиняюсь, я не представился, – сказал мужчина.

Он протянул ей на ходу руку:

– Иван Буров.

12. В броне

На параллельной улочке их ждал черный бронированный Mercedes. Халаф – так звали араба – сел за руль, Ника и Иван сели сзади.

Mercedes плавно тронулся с места.

– Прохладно тут у вас, – сказал Буров-младший. – У нас сегодня было плюс сорок три в тени.

– В Эмиратах?

Он улыбнулся:

– Что еще вы обо мне знаете?

– Говорят, вы занимаетесь информационной безопасностью, работаете на спецслужбы шейхов и знакомы с Дуровым.

– Неплохо. – В голосе Бурова слышалось уважение. – Теперь я понимаю, почему вы здесь.

– А вы почему? – Ника смотрела на него в профиль.

Он повернул голову. Они встретились взглядами.

– Потому что вы здесь, – сказал он. – Хороший повод? Ну и так, разные дела с оказией.

– Откуда такое внимание к моей персоне?

– Я знаю Горшкова. И знаю то, чего не знаете вы. Вам, кстати, привет от Олега. Он под большим впечатлением от встречи с вами и сильно переживает за вашу безопасность.

– Можем на «ты». Так что ты знаешь, чего не знаю я?

– Пока не могу сказать. Но, поверь, с этим не шутят. Я езжу в бронированной машине