в город и из страны в страну, распространяя новое учение Бааль-Шема и его своеобразный путь служения Творцу.

Таким образом, появилось и распространилось в Б-гемии и в Польше учение каббалы благодаря ученикам р. Элияу Бааль-Шема.

Тридцать лет прожил р. Элияу в Вирмайзе, где у него была своя ешива, учениками которой были знаменитые гаоним[52]. В 5384 или 5388 году (1624 или 1628 г.) оставил р. Элияу Вирмайзу и поселился в Праге, куда он перенес и свою ешиву»[53].

Еще один из современников Бешта, рабби Шмуэль-Яаков-Хаим Фальк (ок. 1710–1782) вошел в историю как «Бааль Шем из Лондона» или «доктор Фальк». Его судьба в чем-то перекликается с судьбой героя этой книги: как и Бешт, Бааль-Шем из Лондона был выдающимся кабалистом; он тоже родился в Речи Посполита, занимался практической кабалой, и дело дошло до того, что польские власти приговорили его в качестве «колдуна» к сожжению на костре. В результате рабби Фальку пришлось бежать, и около 1742 года (через два года после того, как Бешт поселился в Меджибоже) он оказался в Англии. Так же, как и Бешт, рабби Фальк исцелял больных и избавлял попавших в беду с помощью камей (кабалистических амулетов) и в расцвете своей славы он был близок ко двору. Члены королевской семьи и знатнейшие сановники, следуя моде, приходили к доктору Фальку за советом и руководством в делах.

Бешт и рабби Фальк не были знакомы; «Бааль-Шем из Лондона» не упоминается ни в одном из рассказов о Беште, но ирония истории заключается в том, что тот портрет, который считают портретом Бешта и который публикуется во многих книгах о нем, на самом деле является портретом р. Шмуэля-Яакова-Хаима Фалька, написанным художником Джоном Копли. Как на самом деле выглядел Бааль-Шем-Тов нам неизвестно, и, скорее всего, его портрет никогда не был написан.

* * *

Еще одной приметой того места и времени, в которые нам предстоит погрузиться были нистары (букв. «тайные, сокрытые»). Как правило, это были выдающиеся знатоки Торы и Каббалы, способные на равных противостоять в споре любому раввину, но надевавшие на себя маску обычного «а ха-арец» и поселявшиеся в том или ином местечке для того, чтобы поднять дух его жителей и исподволь, незаметно помочь им наладить жизнь, а также защитить их от гайдамаков и других врагов с помощью своих тайных знаний.

Как только жители местечка начинали догадываться, что их новый сосед является мудрецом и нистаром, нистар исчезал, но только для того, чтобы вскоре появиться в другом местечке и продолжить там свою миссию.

Судя по дошедшим до нас множеству легенд, а также различным еврейским источникам, движение нистаров представляло собой своего рода орден[54], членам которого были связаны общей целью служения своему народу и придерживались единых правил поведения. Орден, видимо, обладал и четкой организационной структурой: время от времени его члены собирались как для совместной учебы, так и выработки плана дальнейших действий и получения указаний, кто в какое место должен направиться, и на что (или на кого) ему следует обратить особое внимание.

Параллельно с нистарами (возможно, речь идет об одних и тех же людях) в местечках существовали небольшие кружки знатоков Торы, увлеченных изучением каббалы и называвших себя «хасидами» — «благочестивыми». Термин этот уходит в глубокую древность, часто встречается в Талмуде, и означает еврея, отличающегося особым усердием в соблюдении как ритуальных, так и этических заповедей иудаизма, а также беззаветной верой во Всевышнего и в то, что при необходимости Он сотворит для праведника любое чудо.

Последним из хасидов и людей (благочестивого) действия Мишна называет р. Ханину бен Доса, жившего в эпоху Второго храма. Позднее, в эпоху таннаев, обязательным атрибутом хасида стало считаться глубокое знание Торы и Талмуда. Так, Гиллель говорил, что невежда не может быть хасидом (Авот 2:5) и без изучения и знания Торы нет благочестия.

Те хасиды, о которых идет речь, жившие в Подолии XVIII столетия, как уже было сказано, вели аскетический образ жизни и уделяли большое значение силе искренности молитвы, изучению каббалы и соблюдению еврейских диетарных законов — кашрута. При том, что они ограничивали себя в употреблении мяса, для них было крайне важно, чтобы забой скота и его осмотр были произведен в соответствии с самыми строгими требованиями еврейского закона. Поэтому для них было крайне важно, чтобы обслуживавший местечко резник был человеком как можно более Б-гобоязненным, но даже если он таковым считался, они постоянно проверяли его работу, следя за тем, чтобы его нож был безупречно заточен (в противном случае забой не считается кошерным) и за всеми другими аспектами его работы.

Моше Росман, чтобы отделить этих хасидов от последователей Бешта, предложил называть их «старыми (или „прежними“) хасидами». Росман также не исключает, что Бешт и сам поначалу был их частью, воспринял многое из их взглядов, и первыми его сподвижниками, как, впрочем, первыми противниками как раз и стали «старые хасиды». Главный поворот, совершенный Бештом при переходе от «старого» хасидизма к «новому» заключался, по Росману, в первую очередь в отказе от аскетизма, выдерживании бесконечных постов и наложении на себя других физических ограничений, а также в переключении акцента в изучении Торы и служении Всевышнему с интеллектуального на эмоциональный[55].

Как бы то ни было, «старые хасиды» были детьми своего времени, продуктом своей среды, и по мироощущению мало чем отличались от остальных евреев.

Это время и эта среда и породила основоположника хасидизма рабби Исроэля Бааль-Шем-Това, а затем и сам хасидизм, ставший тем самым свежим ветром, который оживил жизнь евреев Восточной Европы.

Глава 2. Рождение героя

Существует, как минимум, две легенды, связанные с событиями, предшествовавшими рождению Исраэля Бааль-Шем-Това, и было бы странно, если бы это было не так. В то же время имена его родителей и место (по меньшей мере, регион) их жительства сомнений не вызывает.

Согласно первой легенде, изложенной в книге «Шивхей Бешт», родители будущего революционера в иудаизме жили в Валахии[56], недалеко от побережья. Когда на местечко напали некие «разбойники», отец Бешта р. Элиэзер попал в плен, а его мать Сара сумела убежать в близлежащий город.

Захватившие р. Элиэзера разбойники привезли его «в страну дальнюю, в местность, где не было евреев, и он стал верой и правдой служить своему хозяину, и обрел в его глазах милость, и тот поставил его над всем домом своим». После этого р. Элиэзер попросил хозяина дать ему возможность соблюдать субботу, и тот,