Дом был набит известными картинами и гобеленами — на грани вульгарности: все они были взяты в бессрочный прокат из величайших музеев Германии. Когда я услышал звук обеденного гонга, я все еще боролся с галстуком-бабочкой, пытаясь его завязать, поэтому мне пришлось бежать. По рассказам Швеннера, у него в агентстве ходили слухи о гостях, которые не успевали прибыть к приему пищи у Гитлера вовремя. Никому неизвестно, что происходило с ними потом: поздно ночью они пропадали.

Несясь к лестнице, я увидел приближение Вирджинии, выглядящей совершенно неотразимой в вечернем платье из изумрудного шелка.

— Я не привыкла являться к обеду без косметики, — пожаловалась она. — Горничная явилась ко мне в комнату и предупредила насчет сережек: их нельзя надевать. Я знаю, он любит, чтобы его крестьянки были естественными и розовощекими, но это уже слишком. А ты-то, кстати, как здесь оказался? Я думала, тебя уволили.

— Специальное задание, — сказал я быстро. — «Таймс» хочет знать, искренен ли Гитлер в вопросе о политике умиротворения.

— Ну, после этого уикенда ты мудрее не станешь. Я вообще не думаю, что Фюрер даже покажется. Знаешь, в последнее время он почти не появляется. Впрочем, от этого ничего не меняется. Один неверный шаг на глазах кого-нибудь из его персонала, и здравствуй, мясная лавка; здесь доносят все обо всем.

Обед был сервирован на тончайшем дрезденском фарфоре. Когда присутствовал сам Гитлер, на столе аккуратно устраивали массивное серебряное блюдо от еврейских купцов из Нюрнберга, выкраденное агентами Гиммлера. Я смотрел на еду с беспокойством: ничего подобного простой крестьянской трапезе, о которой мы так много слышали, не было и в помине. На столе были роскошные паштеты, супы, блюда из дичи и свинины, — то есть в точности те продукты, в отношении которых меня предупреждали врачи. Я пытался есть как можно меньше, но нас окружали слуги, наблюдавшие за каждым нашим движением. Присутствовали и шестеро охранников СС; в общем, за столом сидело десять обедающих, и при каждом госте было по лакею. С дрожью я увидел, что горничной, которая стояла за креслом Кейна, была Грета. А я уже и забыл, какая у нее была бледная кожа — прекрасная, как дрезденский фарфор, с которого мы ели.

Я пытался придумать способ привлечь ее внимание. Разговор, который поддерживали Кеттнер и другие люди из СС, был туповато скучным. Они обсуждали импорт зерна и железные дороги. Все тщательно избегали еврейского вопроса. Мне было стыдно из-за этого: насколько замешанными в преступление делало нас это умолчание, если мы не отваживались затронуть предмет даже косвенно?

Мы как раз складывали ножи и вилки (все внимательно наблюдали друг за другом, чтобы кто-нибудь случайно не отстал), когда я увидел, что Грета меня узнала. Рука ее подлетела ко рту, и она только успела изменить выражение лица — от удивления к сдержанному покашливанию. Кеттнер метнул на нее взгляд. Далее на протяжении трапезы она избегала смотреть на меня. Когда охрана увела гостей-мужчин в курительную комнату, слуги вышли в коридор. Они не имели права убирать со стола до тех пор, пока за нами не закроется дверь. У меня было всего несколько секунд на то, чтобы действовать. Я схватил Грету за запястье, когда она проходила мимо.

— Что ты здесь делаешь? — зло прошептала она.

— Я приехал за тобой, — прошипел я в ответ. — Я люблю тебя. Я сожалею о том, что произошло в Вене, я был дураком. Пожалуйста, прости меня. Я уезжаю ночью в субботу и хочу забрать тебя с собой.

— Я не могу. Ты что, не знаешь, что случается с людьми, которые пытаются сбежать из Берхтесгадена?

— Я смогу тебя защитить, — пообещал я без особой уверенности. — Я смогу вывезти тебя из страны.

— А с семьей как быть? Думаешь, я могу вот так все бросить, просто потому что ты внезапно меня захотел? — Ее серые глаза зло сузились.

— Умоляю тебя, по крайней мере подумай о моем предложении.

— Иди, иди туда, пока тебя не хватились, — и она оттолкнула меня от себя как раз в тот момент, когда главный дворецкий свернул в наш коридор.

Мы уселись перед огромным уродливым камином, и нам предложили сигары, а Кеттнер пустился в очередное бесконечное описание планов фюрера о «реабилитации» тех промышленников, которые не сумели осознать роскошные перспективы наступающего мирового порядка. Он объяснил, что нам очень повезло: фюрер подтвердил, что будет ужинать с нами завтра вечером.

Во время речи Кеттнера я почувствовал первую предупредительную судорогу Туретта, прокатившуюся по телу. Кожа горячо покалывала, мускул на лице начал подергиваться. Я остановил его, упершись щекой в кулак и стараясь произвести впечатление полностью расслабившегося человека. Один Швеннер заметил, что что-то не в порядке. Без десяти одиннадцать Кеттнер проверил часы на полке камина, хлопнул в ладоши и отправил нас по койкам, как будто мы были школьниками.

— Я должен настоять на том, чтобы вы выключили свет в комнате не позже десяти минут двенадцатого, — предупредил он.

— Ты видел, как Кеттнер смотрел на мое платье? — спросила Вирджиния, когда мы возвращались в комнаты. — Очень неодобрительно. Я думала, он что-нибудь скажет. Подожди, он еще увидит, что я завтра надену специально для Фюрера. Я привезла с собой свои лучшие драгоценности. Сапфировое ожерелье матери и пару подходящих к нему сережек.

— Будь осторожна, — сказал Швеннер. — Людей уже расстреливали за то, что они выражали «декадентские» идеи. Выглядеть такой роскошной просто опасно.

— Дорогой, они ничего не могут мне сделать, — ответила она легкомысленно, подходя к своей двери. — Собственно, я собираюсь нарушить Правило Номер Один прямо сейчас и выкурить у себя в спальне сигарету.

— Ты, видимо, думаешь, что находишься в безопасности, потому что слишком много знаешь. Так вот, мы все слишком много знаем. У тебя просто есть способы распространять информацию. — Вирджиния была зарубежным корреспондентом ВВС. — Спокойной вам ночи, — Швеннер дождался, пока Вирджиния закроет за собой дверь, и повернулся ко мне. Я слышал голоса слуг на лестнице, не так далеко от нас.

— Что с тобой сегодня такое? Я видел твое лицо.

— Мускульные спазмы, вот что, — я попытался преподнести это легко. — Переутомился.

— Ну, если ты уверен…

Я видел но лицу маленького пресс-атташе, что он мне не поверил. Несколько минут спустя горничные прошли по комнатам проверить, выключен ли свет. Я рассмотрел возможность прокрасться на цыпочках на кухню поискать Грету, но свет был выключен во всей резиденции, а я не был до такой степени знаком с расположением комнат, чтобы найти потом дорогу назад в темноте.

Внутреннюю часть окон спальни затянуло инеем. Я проснулся с затекшими конечностями, все мои мышцы болели от холода. Кто-то резко стучал в дверь.

— Семь часов, сэр, — произнесла горничная. — Завтрак будет подан через пятнадцать минут.

Ночью кто-то зашел в комнату и аккуратно разложил мою утреннюю одежду в гардеробном отсеке в ванной. Вторжение меня возмутило, но, по крайней мере, оно оказалось не напрасным: теперь я не опоздаю к столу. Кейн и Швеннер уже вовсю угощались обширными порциями яичницы и различными сортами холодного мяса, а вот Вирджинии не было видно.