Она кашлянула, словно поперхнулась или у неё перехватило горло.

— Ты имеешь в виду интимную близость?

— О, дорогая, — Давид позволил себе смешок, увидев её лицо. — Я имею в виду намного больше, чем секс. Это тело должно сопровождать меня в поездках и на мероприятиях. Должно уметь вести светские разговоры, давать остроумные ответы, кокетничать и очаровывать моих деловых партнёров. В общем, делать всё то, чего большинство мужчин не умеет. Но на твоём месте, я бы всё же сосредоточился на сексе, — нарочито оценив её с ног до головы, усмехнулся Давид в ответ на её тоскливый взгляд. — Только учти, я и в этом довольно искушён.

Смотреть за тем, как она то бледнеет, то покрывается красными пятнами, то стискивает пальцы, то сжимает кулаки, было одно удовольствие. Слегка болезненное, даже нездоровое, но всё же удовольствие.

Давид прекрасно знал, что Алекс Квятковская избегает сборищ, неуютно себя чувствует среди людей, потому слегка глумился, намекая, что на «блистать в свете» ей ставку лучше не делать.

У Давида даже появился соблазн её пожалеть, стоило лишь представить, как ей сейчас невыносимо. Но он тут же подумал, что Квятковский наверняка использует красавицу дочь для подобной миссии не первый раз, сколько мужчин она уже ублажила — и жалость как рукой сняло.

— Ты хорошо подумал? — спросила Алекс хрипло, словно у неё резко сел голос, но с неожиданным вызовом. — Если меня будут постоянно видеть рядом с тобой, то решат нас связывает нечто большее, чем деловые отношения. Гросс и Квятковская будут стоять в таблоидах на одной строчке. А если я правильно поняла твоё отношение к моему отцу, ты хочешь прямо противоположного — не иметь с ним никаких дел и не видеть его имя рядом со своим ни при каких обстоятельствах.

— Считаешь, наши отношения сочтут серьёзными? — очередной раз удивился Давид, хоть и не подал вида. Она держала удар, чем только сильнее его заводила.

— Уверена, во всех СМИ напишут: «Крысиный король дрогнул», «У человека без сердца нашлось сердце», — улыбнулась она. — Или придумают что-нибудь покрасочнее. Давид Гросс, что ни с одной девушкой не встречается дважды, снова с Алекс Квятковской? Тебя сочтут по уши влюблённым.

Глава 10

Давид засмеялся, что с ним в принципе случалось редко. Она не только его заводила, была не только хороша собой, но ещё и умна, чёрт бы её побрал. Хотя это ничего и не меняло.

— Вижу, ты неплохо осведомлена, что пишут обо мне в прессе. Но это их работа. Мне глубоко плевать на сплетни, — улыбка так же быстро исчезла с его лица, как и появилась. — Я их никак не комментирую. И никак не реагирую.

— Оу, — произнесла она, копируя его интонацию. — Ну тогда всё в порядке. — Расправила плечи, словно готова ринуться в бой. — С чего начнём?

— Разве мы уже закончили обсуждение? — поднялся Давид, лишь от одной её этой мнимой готовности почувствовав возбуждение. Он, конечно, мог списать его на то, что от сидения на столе у него затекла задница, а теперь туда активно приливала кровь, но себя-то можно было не обманывать.

— Будем считать, закончили, — сказала она ему в спину. — Я согласна на любые твои условия.

Давид болезненно скривился, пользуясь тем, что она не видит его лица.

— Хочешь, чтобы я поверил тебе на слово? — он остановился у стеклянной стены. Сколько же раз, глядя на раскинувшийся у ног город, он представлял её лицо. Думал, где она, с кем. Зачем? — Однажды я тебе уже поверил, — резко развернулся он, — когда ты пыталась меня соблазнить в винном погребе, а потом сбежала.

— Ты думал, я пыталась… Что?.. — она покачнулась, словно получила пощёчину.

Давиду показалось, что она искренне удивилась, а ещё, что едва держится на ногах, но подавил порыв кинутся, чтобы поддержать. С трудом подавил.

— А если учесть, что ты из семьи воров и лжецов, тем более не стоит верить тебе на слово, Александра Квятковская, — засунул он руки в карманы брюк, подальше от соблазна.

— Прости, я уже ничего не понимаю, — покачала она головой. — Ни чего ты добиваешься, ни зачем назначил мне встречу. Если на самом деле ты вовсе не намерен ни о чём договариваться, пожалуй, я пойду, Давид.

«Давид», — хмыкнул он. И да, он тоже так делал: делал вид, что уходит, когда полученное предложение его не устраивало, конечно, в надежде получить лучшее. Но Александра Квятковская была не в том положении, чтобы диктовать условия.

— Ты хорошо торгуешься, — усмехнулся он. — Особенно если учесть, что торгуешь собой.

— Просто скажи, чего ты хочешь. — Её глаза сверкнули, но выдохнула она устало, словно всё это и правда крайне её измотало. — Ты озвучил своё предложение, я согласилась. Назначь время и место. Обещаю, я приду.

— Видишь ли, дорогая Алекс, — склонил голову набок Давид, признаваясь самому себе, что какой бы они ни была лгуньей искусной или не очень, эта женщина его волнует. — Деловые отношения с ненадёжным партнёром, требуют… — он выдержал театральную паузу, — предоплаты.

— Предоплаты? — опешила она.

— Я должен быть уверен, что не останусь ни с чем, если окажется, что ты, — Давид помял лицо, — как бы это помягче сказать, не соответствуешь уровню моих притязаний. Особенно, если не соответствуешь, а я сомневаюсь, что ты хороша в постели.

— Ты хочешь… — задохнулась она то ли от ужаса, то ли от возмущения. — Секс сейчас?

— Дорогая, речь о тридцати миллионах, я должен знать, что беру. За что плачу. Что мои расходы окупятся.

Давид ждал, как минимум, пощёчины, так потемнели её глаза — как грозовые тучи, за которыми должны следовать гром и молнии. Как максимум, она должна была в гневе выскочить из кабинета. Он нарывался, играл с огнём, провоцировал и знал это: к кому бы в постель ни подкладывал её отец, Александра Квятковская не из тех, кто потерпит откровенные оскорбления. Ради чего бы она ни пришла, эта девушка не позволит так с собой обращаться.

Давид надеялся, даже предвкушал, что будет именно так. Но она снова удивила.

— Хорошо, — сказала она беззаботным голосом, от которого Давиду стало не по себе. И показала на диван. — Прямо тут?

И он снова почувствовал, что моментально возбудился.

Вопреки тому, что не должен сейчас испытывать ничего, кроме злорадства. Ничего кроме торжества и удовлетворения. Но даже странная, неконтролируемая, неподвластная ему тяга к этой женщине не заставит его отступить.

Ничто и никто не заставит. Давид Гросс — тот, кто никому не верит, не боится, не просит и