Однако поплакать ей не дали. Наружняя дверь открылась,стукнув о стену, и по кафельному полу заклацали шпильки. В редакции практическивсе женщины ходили на высоких каблуках, и было непонятно, кто вошел. Люсязакусила губу, чтобы не всхлипывать. Однако шпильки не двинулись в соседнююкабинку, они замерли на месте. Почти тут же дверь хлопнула снова, и раздалсяголос уборщицы Зинаиды:

— Вот ты где, засранка! А ну‑ка, дай ее мне сюда!

Говорила она сердито, прямо как Полусветов, и Люся страшноудивилась: кого это уборщица могла назвать таким пошлым словом. Кого‑тоиз редакции? Быть не может.

— Уйди, дура! — раздалось в ответ, и Люся сизумлением узнала голос Ирины Аршанской. — Уйди, или я за себя не отвечаю.

— А вот я возьму и все ему расскажу, — выплюнулаЗинаида. — Получишь тогда на орехи.

— Я приказываю тебе отвалить! Приказываю!

— Да хоть обприказывайся!

— Отдай, гадина!

Было ясно, что они что‑то отнимают другу друга, иуступать ни одна, ни вторая не собираются. Послышалась возня, сдавленныеругательства, вскрик — и Люся, позабыв про свои заплаканные глаза, неожиданнодля всех, и для себя самой тоже, вывалилась из кабинки. Вероятно, у нее в кровижил какой‑то опасный вирус, который заставлял ее — чуть что — бросатьсяна помощь ближнему.

Аршанская стояла возле умывальника вся красная, срастрепавшимися на висках волосами и раздувала ноздри. Зинаида, острогрудая имощная, как ледокол, прижималась спиной к стене. В руках она держала изящнуюбархатную сумочку с логотипом известной фирмы. Эта вещь по определению не моглапринадлежать Зинаиде, откровенно презиравшей все миниатюрное. Она постоянноиронизировала над крошечными кофейными чашками в кабинете Белояровой и ворчала,протирая корешки коллекционных книг размером с ладонь. Если уж покупать вещь,так значительную, а не какую‑то фигню.

— Простите, — сказала Люся решительно. — Могуя вам помочь?

Она переводила взгляд с одной женщины на другую. Обе нешевелились, глядя на нее одинаково обалдевшими глазами.

— Помочь? — наконец выдавила из себя Аршанская,сдувая со лба взмокшую прядь. — Зачем это? Мы просто немного поспорили.Иди, Зинаида.

— Иду, иду, — проворчала та уже совершенно по‑доброму.Словно нянька, которая легко прощает нерадивое чадо. — И эту штуку с собойвозьму.

Она потрясла в воздухе сумочкой, потом сунула ее под мышку ивышла. Люся тут же вспомнила слова Клебовникова: «В дамских сумочках находятсяответы на многие вопросы». Правда, у самой Люси в голове не было ни одногодостойного вопроса.

Аршанская распустила волосы, пригладила их двумя руками ивесьма ловко закрутила в пучок, повернувшись лицом к зеркалу. Так что на Люсюзыркнула не она сама, а ее отражение. Потом Ирина Макаровна похлопала ее поплечу и ушла, покачивая бедрами. Когда она открывала дверь, в туалет ворвалисьмужские голоса. Люся прислушалась. Это снова были фотограф и арт‑директор,застрявшие в коридоре. Судя по всему, они забыли о голубе и нашли другую интереснуютему для разговора — женщин.

Люсе не хотелось проходить мимо них с заплаканными глазами.Она побрызгала себе в лицо холодной водой, чтобы охладить покрасневший нос, ноне преуспела. Ненадолго застыла у двери, решая — идти или не идти. И услышала,что мужчины обсуждают. Вернее, кого. Полину Ландарь, редактора отдела«Путешествия».

— У нее фигура классная, — мечтательно протянулфотограф. — Это огромная редкость. Обычно бабы бывают или радикальнотолстыми или дохлыми, как недокормленные канарейки. А у этой? Всего в меру, непридерешься. Я хочу куда‑нибудь ее пригласить. Начать, так сказать,официальное ухаживание.

— Но ты должен знать, Андрей, — заявил подлыйСвиноедов, — раз она немолода и так хорошо выглядит, это означает толькоодно. Ее тело подверглось серьезному воздействию извне.

— Какому это? — ревниво спросил тот.

— Его мяли свирепые массажисты и резали пластическиехирурги. Ну, если не резали, то обкалывали ботоксом. Отсасывали лишний жир сбедер. И что‑нибудь наверняка засунули в бюст — я случайно задел еголоктем, он твердый, как хрящ.

— Меня сейчас вырвет, — сказал Милованов. —Тебе не нужны два билета на мюзикл? А то у меня лишние… образовались.

Люся решила, что стыдно стесняться таких идиотов, как этидвое, и гордо вышла из туалета. Вернее, это ей показалось, что гордо. На самомделе выглядела она совершенно убитой. Свиноедов мгновенно это усек и громкоспросил:

— Люся, что у вас случилось?

— Чулок поехал, — бросила она, прибавляя шаг.

— Но вы ужасно расстроены!

— Для меня это страшная неприятность, — необорачиваясь, ответила она. — У меня зарплата маленькая.

Позади нее повисла трагическая тишина. Люся решила, чтоответила удачно. На самом деле, у нее редко так получалось. Чаще всего она неумела найти с ходу нужную фразу — чтобы от нее отвязались. Начинала лепетать ивыглядела глупо.

Ковровая дорожка лежала посреди коридора, как линейка, четкознающая, где всему начало и где конец. Люся шагала по ней, жалея, что в жизнинет таких же понятных ориентиров и каждый поступок заносит тебя то на однусторону, то на другую, а то и вовсе выкидывает на обочину.

Клебовников сидел в ее собственном рабочем кресле иразговаривал по мобильному телефону. Одновременно он рисовал на каком‑тодокументе кривые ромашки — одну за другой. Десятки ромашек, заполонивших белыеполя на странице. Увидев Люсю, он во второй раз за день подмигнул ей и быстросвернул разговор.

— Ну, чего вы расстроились? — спросил он вполнечеловеческим тоном. — Вместо того чтобы обрадоваться…

— Я обрадовалась, Николай Борисович. Я вам ужасноблагодарна, но вы не должны были…

Да нет, вы ошибаетесь. Мужчины иногда кое‑что должны.Прекратите самобичевание и принимайтесь за работу. Алла Антоновна оставила вамцелую кипу писем. — Он встал, уступая ей место. — Кстати, вы завтраидете на вечеринку, которую устраивают спонсоры? Вот конверт с вашимприглашением. Приглашение на два лица.

Тут Клебовников снова проявил чудеса героизма и успелпредвосхитить Люсину панику.

— Но если вы придете одна, это не страшно. Там многие будутв единственном лице. Я, например, тоже без пары. И наш арт‑директор, иМилованов, да было бы вам известно. Наденьте завтра что‑нибудь нарядное…Ну, бусы какие‑нибудь или брошку, и вечером отправимся. Если хотите, явас на машине подвезу. У вас ведь нет машины?

Машины у Люси не было, и она молча помотала головой.Клебовников был слишком добрым, и ее глаза снова сверкнули влажнойблагодарностью.

— Еще раз спасибо… С чашкой вышло так глупо…