— Уже невыносимо хочу, — не выдержал волшебного зрелища он, — иди ко мне!

Еще два дня прошли как во сне, а на третий Надя должна была отправляться в рейс. Она складывала вещи в небольшую синюю сумку, медленно надевала чулки и кружевное белье — Михаил несколько раз порывался вмешаться в ее приготовления, но она резко останавливала его. Потом укладывала темные густые волосы в замысловатую прическу, делала макияж. Михаил смотрел на нее и думал, какая это будет мука каждый раз отпускать ее, позволять уходить из дома в этом чертовом белье под отутюженной синей формой.

— Останешься здесь? — спросила она, когда, сияющая свежестью и неземной красотой, придирчиво разглядывала себя в зеркале.

— Нет, — в горле у него стоял ком, — попробую улететь.

— Понятно, — в карих глазах поселилась египетская тьма.

— Ты обидишься? — Он готов был ползать перед ней на коленях, умолять остаться сейчас с ним, не уходить. Но кто он такой, что может ей предложить?

— Переживу.

Через несколько минут они вместе выходили из ее подъезда…

Москва встретила его серым небом и противным, едва ощутимым, дождем. Впереди ждали месяцы депрессии и безделья, тысячи попыток найти новое место в жизни. Но Небо не позволяло, с невероятной силой притягивало его к себе. И когда он уже был за гранью отчаяния, за пределами здравого смысла, ему позвонили. Предложили пройти отбор на второго пилота «Ил-86». Те же люди, которые гнали его прочь полтора года назад, теперь улыбались и протягивали для пожатия руки. Фадеева приняли. Жизнь его снова обрела смысл, а вера в будущее вернулась. События, страны, маршруты сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, и все это можно было назвать только одним словом — счастье.

Фадеев так и не понял, как все произошло — то ли подняли анкеты, которые он, словно сеятель, разбрасывал по всей Москве, то ли отца где-то добрым словом вспомнили, то ли в его судьбу вмешалась Наденька. Последнее, принимая в расчет особенности того времени, скорее всего. Прилетев с рейсом в Магадан, Михаил сломя голову помчался по адресу: улица Ленина, дом 15, квартира 6. Он звонил, стучал, ждал, снова звонил. За дверью ее квартиры затаилась тишина. Зато на шум вышла соседка. «Так она за границу уехала навсегда. Говорят, замуж вышла».

Фадеев брел по Магадану, промороженный до самых костей. Первый раз в жизни он осознал, что полюбил и тут же потерял — вот она, плата за счастье быть пилотом. И он сам сделал такой выбор.

Даша выскочила из ванной под настойчивую трель телефона. С волос ручьями стекала вода, босые ноги оставляли на линолеуме мокрые следы, а полотенце, в которое она наспех завернулась, то и дело сползало. Она с раздражением подумала о том, что у матери талант появляться в самый неподходящий момент. Больше подумать было не на кого — коллеги обычно звонили на мобильный телефон. Ларин тоже.

— Алло! — поскользнувшись на мокром полу, Даша едва не упала и схватилась свободной рукой за дверцу старого шкафа, которая тут же издала протяжный скрип.

— Дашунечка, — кокетливый голос заставил ее поморщиться, — привет, Рыбка!

— Привет, — расстроенная Даша мысленно отчитала мать за ненавистную Рыбку, но вслух ничего сказать не решилась.

— Что там за ужасающий звук? — Даша представила себе, как мамино лицо изображает гримасу «омерзительно», выбрав ее из своего богатого мимического арсенала.

— Дверца шкафа скрипнула, — терпеливо объяснила она.

— Рыбка, — голос стал назидательным, — давно пора выбросить это старье! Молодая женщина не должна окружать себя ветошью.

— Хорошо, — Даша вздохнула устало.

— Что — хорошо, Дашунечка? Ты меня не слушаешь, а потом страдаешь. Вспомни хотя бы своего так называемого мужа. Я же тебе говорила…

Вникать в содержание монолога, который она и без того уже знала наизусть, у Даши желания не было. Она положила трубку рядом с телефоном и, печально глядя в мутное от старости зеркало на дверце шкафа, стала вытирать полотенцем волосы. Мамин голос вдохновенно, словно со сцены, читал мораль; отсутствие какой-либо реакции со стороны дочери нимало его не смущало. Потерю обратной связи госпожа Морозова обнаружила только минут через десять.

— Алло! Алло!!!

— Да, мама, — Даша нехотя подняла трубку и прижала ее к уху.

— Ладно, Рыбка, — в голосе появились ласковые нотки: переключаться мама умела мгновенно, — я не об этом хотела поговорить. Мы с Васей ждем тебя завтра в гости. К семи. Будут только свои.

— Я не могу, — Даша сжалась в комок, уже предвидя бурный протест.

— Что за глупости?! Ты обязана! Откуда такое непочтение к матери?! — Даша по голосу ощущала, что сейчас на лице актрисы воцарилась гримаса «праведный гнев».

— Сегодня ночью я работаю, — робко возразила она, — завтра буду усталая и разбитая.

— Боже ты мой, — голос матери обрел полную сценическую силу, — какая может быть усталость в твоем возрасте?! Без возражений! Ровно к семи!

Вместо прощания в трубке раздались короткие гудки, а Даша так и осталась стоять перед зеркалом — мокрая, жалкая, с прижатой к уху трубкой. До сих пор, в свои двадцать пять, она так и не научилась противостоять воле матери, вокруг которой вертелся весь мир.

Даша безвольно опустила трубку телефона на аппарат, продолжая смотреть в мутное стекло. Зеркало отражало ее бледное лицо, на котором гротескно выделялись только большие карие глаза. Слипшиеся от воды темные волосы, острые плечи, беззащитно-тонкая шея. «Как у воробья коленка», — говорил отец, когда она была еще совсем маленькой. Даша развернула полотенце и печально уставилась на собственную, синюю от холода, худобу. Маленькая грудь в мутном зеркале казалась несуществующей, линия бедер — смятой. Единственным, что не расстраивало ее взгляда, были длинные, тонкие в лодыжках ноги, стройность которых не портило даже искажающее стекло. Все прочие, не удавшиеся создателю части тела, вызывали у Даши лишь чувство стыда и жалости к себе. Она торопливо замоталась в полотенце и отвернулась от зеркала.

Иногда ей казалось, что природа намеренно на ней отдохнула. Специально создала такое блеклое существо, чтобы подчеркнуть совершенство и значимость своего предыдущего творения, Дашиной матери. Анна Морозова была настоящей красавицей. Незабываемо красивое лицо, которое умело отразить любые нюансы эмоций, богатая фигура, величественная осанка. Когда знаменитая актриса проходила по улице традиционные двести метров от машины до порога театра, все без исключения оборачивались на нее. Мужчины застывали как вкопанные, глядя ей вслед, а женщины завистливо раскрывали рты. А ведь ей уже исполнилось пятьдесят!

В юности Даша думала, что мама будет стесняться такой невзрачной дочери, как она. И ошиблась. Анна охотно выставляла ее напоказ, сажала рядом, когда собирался театральный бомонд, и, кокетливо улыбаясь, знакомила с «важными» людьми. Даже пыталась сделать из нее актрису, пичкая премьерами, книгами и обещаниями устроить в театральный. Только повзрослев, Даша все поняла: матери нужен был фон. Такой блеклый и безыскусный, чтобы сама она сияла на нем, словно редкий бриллиант. Даша должна была послужить невзрачным обрамлением материнского таланта и красоты. Она никогда не говорила матери о том, что все понимает и видит ее уловки насквозь. Она старалась вырваться из-под этого влияния, найти собственную реальность, не имеющую ничего общего с притворством и фиглярством ненавистной ей актерской среды.