Даша вернулась в ванную комнату, включила фен и стала сушить волосы. Настроение, как всегда после мыслей о матери, испортилось безвозвратно. Господи! Как же не хотелось ей идти на эту невозможную вечеринку, где, как всегда, соберутся режиссеры, актеры, продюсеры. Как противно ей было от этих «своих», которые станут перешептываться у нее за спиной, глубокомысленно изрекая: «Природа отдыхает на детях». Нужно было сразу и решительно отказать! А теперь… Даже если она скажет, что смертельно устала, что хочет спать, мать пришлет за ней водителя, и тот будет трезвонить под дверью до тех пор, пока она не выйдет. Анна Морозова привыкла добиваться своего любыми путями. Господи! Сбежать бы на край света, обрести долгожданную свободу… со вкусом неба!

Даша присела на край серой от времени ванны и закрыла руками лицо. Она и так сделала все, чтобы отдалиться от влияния Анны: выбрала не связанную с театром профессию, не принимала от матери ни помощи, ни денег, не посвящала ее в свои дела. Но та все равно настойчиво вторгалась в ее жизнь; терзала мыслями, мучила воспоминаниями.

Чаще других в Дашиной памяти возникала болезненная сцена расставания родителей — момент, в который ее безмятежное детство закончилось. Ей тогда только исполнилось три года. И сейчас, после неприятного звонка матери, яркая картина вспомнилась снова.

Маленькая Даша сидит на полу единственной комнаты этой самой квартиры и играет с посудой. Настоящих игрушек у нее тогда почти не было, зато разрешалось брать для игр все, что угодно. Отец работает за письменным столом. Вдруг он резко вскакивает и начинает вихрем носиться по комнате.

— Я так не могу сосредоточиться! — кричит он. — У меня сцена похорон, кладбище!

— И? — Мама с усмешкой поднимает красивые брови.

— И! — еще больше распаляется он. — На кладбище дети не гремят крышками от кастрюль! Забери это у нее!

— Представь себе, что это литавры похоронного оркестра, — предлагает мама.

— Убери отсюда ребенка!!! — Он орет так, что Дашенька, испугавшись, начинает плакать. — Я пишу сцену на кладбище, там нет детей!

— А-а-а. Если хочешь, ради твоей сцены, — мама картинно ложится на кровать и складывает руки на груди, — я тоже могу умереть.

— Да ну вас всех к дьяволу!!!

Отец лезет под кровать, достает футляр от пишущей машинки, в него же, поверх предмета своей единственной в жизни любви, кидает какие-то вещи и, не взяв ни зимней одежды, ни денег, уходит. Растворяется в теплой июльской ночи безвозвратно. Мама не говорит ни слова; не встает с кровати и не пытается его остановить. А Даша понимает, что в папином уходе виновата она — маленькая девочка, которая поссорила взрослых.

С этого момента все детство Дашу мучило тяжелое чувство вины перед мамой. Отца они больше не видели: сначала он лет десять подряд не приходил, хотя и мама, и Даша ждали, а потом уже и он стал им не нужен. Забылся. Время от времени Даша читала на афишах его имя. Но и из афиш, так же как из семьи, он вскоре бесследно пропал. А маму с того момента, как их бросил отец, словно подменили. Она больше ни с кем не шутила, не репетировала дома своих ролей и постоянно — каждые пять минут — уходила курить в кухню.

— Мамочка, давай поиграем! — пыталась вытянуть ее из потустороннего мира четырехлетняя Даша.

— Дашка, отстань, — выдыхала мать и поворачивалась к стене на своей кровати, — мне с тобой скучно.

— Мама, а что такое Зевс? — спрашивала она в пять.

— Господи, — звучало в ответ, — в кого ты такая глупая?!

— Мамуля, пойдем погуляем, — предлагала первоклассница Даша, — я уроки сделала.

— Не лезь ко мне, — бормотала мать, — не видишь, у меня депрессия.

Как многие дети со временем привыкают к постоянным восторгам родителей и начинают свято верить в то, что они самые красивые и самые умные, так Даша привыкла к постоянному недовольству. Придирки матери не вызывали в ней возмущения — девочка знала, что во всем виновата сама.

В школе учеба пошла не слишком гладко. Дома Даша подолгу просиживала над задачками по математике, а когда решалась подойти за помощью к матери, получала выговор: «Ты уже взрослая, нужно быть дауном, чтобы не справиться со школьной программой».

Постепенно Дарья перестала задавать вопросы. Замкнулась в себе. Привыкла много читать. Мать, заметив это и внезапно задавшись целью сделать из нее актрису — собственный антипод, — стала подсовывать дочери книги о театре. Пьесы, руководства по актерскому мастерству, романы об искусстве. Среди последних оказалась и книга Сомерсета Моэма «Театр». Даша читала с жадностью, оправдав в этом плане ожидания матери. Не учла Анна Морозова одного — что в отношениях главной героини, известной актрисы Джулии, со своим сыном Роджером Даша увидит себя и мать. Диалог, в котором сын уличает мать в постоянном притворстве, в нескончаемой актерской игре за пределами сцены, открыл ей глаза. В ее матери было все, что угодно, кроме искренности. Она вдруг научилась читать Анну, словно раскрытую книгу, различая все нюансы ее наносных настроений, и понимать, что за ними кроется. Больнее всего было осознать, что мать использует ее чувство вины, чтобы достигать собственных целей. Мнение и личность дочери ее не волновали.

Годы шли. Анна Морозова была занята собственной карьерой, к ней постепенно вернулась неистовая жажда жизни. Наверстывая упущенное, она налаживала личную жизнь и во второй раз вышла замуж. Новый муж был моложе ее на пять лет. Он влюбился в тогда уже известную актрису так сильно, что бросил семью, в которой остались двое детей. Обстоятельство это Анну ничуть не смущало, зато у Даши вызывало жгучее чувство стыда.

А Василий Иванович метался между бывшей семьей, стараясь деньгами и имуществом загладить свою вину, и обожаемой Анной. Постепенно страсти поутихли, жизнь вошла в новую колею, и жизнерадостный, заботливый Василий Иванович завоевал Дашино сердце. Главное его достоинство в глазах падчерицы состояло в том, что он не имел ни малейшего отношения к искусству. Василий Иванович руководил небольшой грузовой авиакомпанией.

Даша полюбила вечерами сидеть с ним на кухне и разговаривать: она расспрашивала о самолетах, слушала забавные истории из жизни пилотов и авиаторов. Сам Василий Иванович в свое время окончил Московский авиационный институт и разбирался в этой области как бог. Заметив, что Даше интересна «его болтовня», он стал каждый день пересказывать все, что происходит в компании. Однажды — Даша от души смеялась над этой историей — он получил заказ на перевозку страусов. Вся соль, по словам Василия Ивановича, заключалась в том, что длинная шея птицы не выдерживает резких толчков. На взлете или посадке, если страус стоит, шее грозит перелом. Чего только они не придумывали всем руководящим составом — и пластмассовые защитные кольца, и способы фиксировать птиц в лежачем положении. Все равно получались большие потери и, естественно, убытки. А потом вопрос решился элементарно — кто-то догадался выключить в багажном отделении свет, и птицы как миленькие улеглись спать. Так их и возили потом в темноте, спящими. Выполнили контракт, от которого уже собирались отказываться.