– Что он не узнает людей, что он иногда заговаривается?

– Но это следствие ужасной жизни его, ужасного пятилетнегозаключения под надзором этой адской женщины. Его надо жалеть, а не смеяться надним. Он даже меня не узнал; вы были сами свидетелем. Это уже, так сказать,вопиет! Его, решительно, надо спасти! Я предлагаю ему ехать за границу,единственно в надежде, что он, может быть, бросит эту… торговку!

– Знаете ли что? его надо женить, Марья Александровна! –восклицает Павел Александрович.

– Опять! Но вы неисправимы после этого, мсье Мозгляков!

– Нет, Марья Александровна, нет! В этот раз я говорюсовершенно серьезно! Почему ж не женить? Это тоже идея! C'est une idéecomme une autre![18] Чем может это повредить ему, скажите, пожалуйста? Он,напротив, в таком положении, что подобная мера может только спасти его! Позакону, он еще может жениться. Во-первых, он будет избавлен от этой пройдохи(извините за выражение). Во-вторых, и главное, представьте себе, что он выберетдевушку или, еще лучше, вдову, милую, добрую, умную, нежную и, главное, бедную,которая будет ухаживать за ним, как дочь, и поймет, что он ееоблагодетельствовал, назвав своею женою. А что же ему лучше, как не родное, какне искреннее и благородное существо, которое беспрерывно будет подле неговместо этой… бабы? Разумеется, она должна быть хорошенькая, потому что дядюшкадо сих пор еще любит хорошеньких. Вы заметили, как он заглядывался на ЗинаидуАфанасьевну?

– Да где же вы найдете такую невесту? – спрашивает НастасьяПетровна, прилежно слушавшая.

– Вот так сказали; да хоть бы вы, если только угодно!Позвольте спросить: чем вы не невеста князю? Во-первых – вы хорошенькая,во-вторых – вдова, в третьих – благородная, в-четвертых – бедная (потому что выдействительно небогатая), в-пятых – вы очень благоразумная дама, следственно,будете любить его, держать его в хлопочках, прогоните ту барыню в толчки,повезете его за границу, будете кормить его манной кашкой и конфектами, все эторовно до той минуты, когда он оставит сей бренный мир, что будет ровно черезгод, а может быть, и через два месяца с половиною. Тогда вы – княгиня, вдова,богачка и, в награду за вашу решимость, выходите замуж за маркиза или загенерал-интенданта! C'est li,[19] не правда ли?

– Фу ты, боже мой! да я бы, мне кажется, влюбилась в него,голубчика, из одной благодарности, если б он только сделал мне предложение! –восклицает госпожа Зяблова, и темные выразительные глаза ее засверкали. –Только все это – вздор!

– Вздор? хотите, это будет не вздор? Попросите-ка меняхорошенько и потом палец мне отрежьте, если же сегодня же не будете егоневестою! Да нет ничего легче уговорить или сманить на что-нибудь дядюшку! Онна все говорит: «Ну да, ну да!» – сами слышали. Мы его женим так, что он и неуслышит. Пожалуй, обманем и женим; да ведь для его же пользы, помилосердуйте!..Хоть бы вы принарядились на всякий случай, Настасья Петровна!

Восторг мсье Мозглякова переходит даже в азарт. У госпожиЗябловой, как ни рассудительна она, потекли, однако же, слюнки.

– Да уж я и без вас знаю, что сегодня совсем замарашка, –отвечает она. – Совсем опустилась, давно не мечтаю. Вот и выехала такая мадамГрибусье… А что, в самом деле, я кухаркой кажусь?

Все это время Марья Александровна сидела с какой-то страннойминою в лице. Я не ошибусь, если скажу, что она слушала странное предложениеПавла Александровича с каким-то испугом, как-то оторопев… Наконец онаопомнилась.

– Все это, положим, очень хорошо, но все это вздор инелепость, а главное, совершенно некстати, – резко прерывает она Мозглякова.

– Но почему же, добрейшая Марья Александровна, почему же этовздор и некстати?

– По многим причинам, а главное, потому, что вы у меня вдоме, что князь – мой гость и что я никому не позволю забыть уважение к моемудому. Я принимаю ваши слова не иначе как за шутку, Павел Александрович. Нослава богу! вот и князь!

– Вот и я! – кричит князь, входя в комнату. – Удивительно,cher ami,[20] сколько у меня сегодня разных идей. А другой раз, может быть, тыи не поверишь тому, как будто их совсем не бывает. Так и сижу целый день.

– Это, дядюшка, вероятно, от сегодняшнего падения. Этопотрясло ваши нервы, и вот…

– Я и сам, мой друг, этому же приписываю и нахожу этотслучай даже по-лез-ным; так что я решился простить моего Фео-фи-ла. Знаешь что?мне кажется, он не покушался на мою жизнь; ты думаешь? Притом же он и без тогобыл недавно наказан, когда ему бороду сбрили.

– Бороду сбрили, дядюшка! Но у него борода с немецкоегосударство?

– Ну да, с немецкое государство. Вообще, мой друг, ты совершенносправедлив в своих за-клю-че-ниях. Но это искусственная. И представьте себе,какой случай: вдруг присылают мне прейс-курант. Получены вновь из-за границыпревосходнейшие кучерские и господские бо-ро-ды, равномерно бакенбарды,эспаньолки, усы и прочее, и все это лучшего ка-чес-тва и по самым умереннымценам. Дай, думаю, выпишу бо-ро-ду, хоть поглядеть, – что такое? Вот и выписаля бороду кучерскую, – действительно, борода заглядение! Но оказывается, что уФеофила своя собственная чуть не в два раза больше. Разумеется, возниклонедоумение: сбрить ли свою или присланную назад отослать, а носить натуральную?Я думал-думал и решил, что уж лучше носить искусственную.

– Вероятно, потому, что искусство выше натуры, дядюшка!

– Именно потому. И сколько ему страданий стоило, когда емубороду сбрили! Как будто со всей своей карьерой, с бородой расставался… Но непора ли нам ехать, мой милый?

– Я готов, дядюшка.

– Но я надеюсь, князь, что вы только к одному губернатору! –в волнении восклицает Марья Александровна. – Вы теперь мой, князь, ипринадлежите моему семейству на целый день. Я, конечно, ничего вам не будуговорить про здешнее общество. Может быть, вы пожелаете быть у Анны Николаевны,и я не вправе разочаровывать: к тому же я вполне уверена, что время покажетсвое. Но помните одно, что я ваша хозяйка, сестра, мамка, нянька на весь этотдень, и, признаюсь, я трепещу за вас, князь! Вы не знаете, нет, вы не знаетевполне этих людей, по крайней мере, до времени!..

– Положитесь на меня, Марья Александровна. Все, как я вамобещал, так будет, – говорит Мозгляков.

– Уж вы, ветреник! положись на вас! Я вас жду к обеду,князь. Мы обедаем рано. И как я жалею, что на этот случай муж мой в деревне!как бы рад он был вас увидеть! Он так вас уважает, так душевно вас любит!

– Ваш муж? А у вас есть и муж? – спрашивает князь.