Поезд прикатил на лесосеку. Пассажиры стали выходить из теплушек. Перед глазами лесорубов привычный пейзаж: пни с остатками хлама поверженного леса да стальные нитки рельсов, уходящие за край болота, где каждое утро всходит красное, но холодное солнце. В вершинах старых осин голодные дятлы долбят промёрзшую кору. Густые тёмно-зелёные ели серебрятся снежными шалями.

На площадке конечной остановки дымит водогрейка. Возле неё, прижавшись, стоит гусеничная техника. Приехавшие рабочие похлопывают рукавицами, потопывают по скрипучему снегу подшитыми валенками.

Водогрейкой заведует всегда чумазый, прокопченный дымом – Федька-тунеядец, сосланный в наши края по статье, – было такое время.

Мужики из интереса задавали ему вопросы – на предмет нахождения здесь, в тайге, и он, как осознавший свою вину гражданин, охотно отвечал:

– В нашей стране должны работать все. Я до этого работал конюхом в колхозе, да вот пропьянствовал три дня – о чём теперь сожалею.

– Ну и сколько за это дали? – перемигивались мужики.

– Не дали, а предложили отработать на лесоповале три года…

Зимой холодную воду в мотор не зальёшь, мороз враз покалечит технику, по месту отработки Федьку определили водогреем.

Лесорубы поздним вечером уезжают домой, а водогрей в лесу остаётся один – таскает вёдрами из болота воду в огромный котёл, колет дрова, следит за огнём, чтоб к утру был кипяток.

Федька частенько забегает в будку погреться или переждать пургу. Он сутками не снимает с плеч рваный полушубок, привезённый из деревни, вывернутый чёрным мехом наружу. И потому его лицо кажется чернее. Вероятно, на этом основании и определилась его кличка – Федька Копчёный.

По прибытии поезда мастер леса Лобанов, выйдя из теплушки и обойдя водогрейку, Федьку не обнаружил. Народ тоже взволнован, спрашивают мастера:

– Сан Саныч, пошто Копчёного не видно? – спрашивают механизаторы.

– Сам не ведаю. но вода горячая. Шеин Алексей? – кличет он молодого тракториста. – Ты вчера сколько метров дороги раскорчевал?

– Да полсотни шагов будет, пни очень могучие, приходится кромсать со всех сторон – пока вырвешь!

Для транспортировки древесины всегда нужна дорога. Поэтому в лесу сначала в нужном направлении прорубают просеку, после этого бульдозер выкорчёвывает пни, другой бульдозер ровняет землю, делает полотно для строительства железной дороги.

– Ты, Алексей, давай поспешай, бригадам лесорубов пора перебираться в новые лесосеки.

– За мной дело не станет, вот сейчас технику заведу и… погнали наши городских! – шутит Лёшка.

Однако запустить двигатель ему не удаётся. Машинист крутит ручку «кривого стартера», но упёртый мотор – как для смеха – выпустит колечко дыма и всё. Шеин нервничает. у других техника уже наготове.

Молодой тракторист обращается к бульдозеристу Пенькову:

– Григорий Васильевич, что с моим-то? – стучит по капоту Лёшка. – Я двигатель прогрел, а он – ни хрена. едрит твою в дышло!

– Ты под свечу чистого бензину плесни! – советует Григорий.

– Плескал, а что толку!

– Ну, свечу замени – эта засорилась.

Вскоре дизель Алексея, мощно чихнув столбом чёрной гари, солидно зарокотал в «хоре» с другой техникой.

На лице у мастера леса, наблюдавшего за этой утренней суетой, поперёк лба образовалась обеспокоенная складка.

Шеин ведёт мощную технику по просеке, мысленно ругая проходчиков: «Навалили бурелому – так и сяк. всё снегом занесло. В этих кучах чёрт ногу сломит. легко наскочить „брюхом на пень или порвать гусянку“.»

Отвал бульдозера, отполированный землёй и снегом, блестит ножевой сталью. Машинист то опускает его, наезжая на очередную кучу стволов, то, пятясь назад, подымает.

Вот впереди в одной из куч Лёшке привиделась чёрная шуба Копчёного, он, сбавив обороты двигателя, остановился: «Дак, вот ты где прячешься – Копчёный?!»

– Покинув кабину, парень забрался на кучу и, склонившись над снежным челом, заговорил:

– Слышь, тебе в этом отеле не жарко?.. Ну ты, Копчёный, даёшь стране угля! Где водки-то нашёл… кто привёз, что ли? Тебя мастер леса обыскался, давай вылезай. чего молчишь?.. Не бойся, я не выдам, что тебя в снегу нашёл. Вылезай, ты мне работать мешаешь!

Шеин выломал палку и, тыча ей, приговаривал:

– Вылезай-вылезай и дай мне закурить, я свои-то дома забыл!

Движение палки возымело действие – внизу что-то недовольно шевельнулось, и в одну секунду перед улыбающейся физиономией бульдозериста возникла лохматая морда бурого медведя. незнакомцы встретились глазами.

Хозяин тайги строгим колючим взглядом желтокоричневых глазок изучал незваного гостя. Зверь выгулялся, взматерел. Шерсть на нём плотная, лоснится, и на загривок как бы хомут надет – такой он грозной силой вымахал. Там, где лапы как бы для извинительного поклона прижаты к груди, под толстой и прямой шерстью видны крутые, как у штангиста, мускулы.

Лёшка не помнит, как оказался у водогрейки, но здесь он увидел и Федьку Копчёного, и мастера леса, гревших руки у открытой топки.

– Ме. ме. – на козлином языке начал изъясняться бульдозерист, указывая в сторону, откуда только что прибыл.

– Чего, ме-ме? – передразнивал Копчёный.

Все знают – коренастый и горластый Шеин из армии пришёл сержантом. Глотки у сержантов лужёные – а тут «ме-ме».

Наконец, парень пришёл в себя:

– Медведь!.. там берлога! – тихо произнёс он.

– Как – медведь?.. Неужто – правда?.. Вот так история, а он не убежал? – расспрашивал мастер.

– Он – то не убежал, – тяжело дыша, пожаловался бледный лицом Лёшка.

Лобанов поспешил к железнодорожному разъезду. Здесь на телефонном столбе в ящике телефонный аппарат. Мастер крутит ручку телефона.

– Алло, диспетчер?

– Да-да, – ответили с поселкового коммутатора.

– Начальника надо, где начальник Тебелев?

– В конторе должен быть!

– Соединяй срочно!

Диспетчер крутанул ручку зуммера и стал подслушивать разговор мастера леса с начальником.

– Иван Михалыч, – кричал Лобанов, – у нас тут ЧП – медведь лежит в берлоге, работать мешает.

Такое сообщение Тебелева обрадовало… через час, два – к водогрейке подкатила дрезина с охотниками. В руках начальника трофейная двустволка немецкой фирмы, на огромном его животе патронташ с пулями.

Федька с завистью рассматривает красивые формы «иностранки». До судимости он тоже баловался ружьецом, но то была одностволка нашего серийного производства.

Тебелев нетерпеливо спрашивает:

– Где он?..