Гриша с трудом осилил кусок мяса и закусил лепешкой. Из бурдюка выпили по кружке воды и решили дальше не идти, а заночевать здесь.

— Это моя вторая ночь в вашем мире, — юноша лежал на земле, подложив под голову бурдюк с водой и смотрел на черное небо с бесчисленным количеством звезд. — Интересно, как я сюда попал?

К нему подвинулся заинтересованный Ур:

— Я сразу понял, что вы не наш. Таких светлых волос ни у кого нет. Кожа белая, а не оливковая или черная, как у нас. И одеты вы странно.

— Мне нравится, как он одет, — вмешалась Назифа. — А вот балахоны сильно раздражают. У нас в Кабаргане так ходят лишь жрецы и судьи. Помню, когда в детстве приехала в Эль-Кар, то не могла определить: кто есть кто. Мне казалось, что мужчины и женщины не отличаются друг от друга.

Ур с ней не согласился и принялся перечислять превосходство балахонов над другой одеждой, но она даже слушать не стала, легла и отвернулась. Гриша не заметил, как уснул под монолог библиотекаря. Ему приснилось, будто стоит он на пригорке и смотрит на крепостных мужиков, которые косят траву. Раз-два, раз-два, машут они литовками, а он пристально за ними наблюдает и приговаривает:

— Работайте, работайте. У меня не забалуешь.

Вдруг рядом с ним появляется кузнец Филя и тычет острием литовки в ногу.

— Больно, ирод! Что ты делаешь?

А Филя все сильнее давит, вот-вот проткнет сапог. Гриша проснулся. Первые три секунды он лежал и пытался вспомнить, где находится. Когда память вернулась, он попытался повернуться на другой бок, но вдруг понял, что сон перетек в явь. Кто-то сильно тыкал в сапог.

Юноша поднял голову и в слабом свете звезд увидел огромного паука с острым хвостом и клешнями. Паук наскакивал на его ногу и резко вонзал острие хвоста в сапог.

— Что за хрень! — он вскочил и с силой пнул необычное насекомое. Затем огляделся и закричал, как ошпаренный:

— А-а-а! Вставайте! На нас напали!

Черные пауки вылезали из-под земли и, приведя хвосты в боевую готовность, приближались к ним со всех сторон. Назифа завизжала и заметалась по лагерю с криками:

— Скорпионы! Я их ненавижу! Убейте, убейте, убейте!!!

Ур схватил кистень Назифы и начал лупить по скорпионам, каждый раз вскрикивая, будто бьют его. Гриша махал саблей, срубая то хвост, то клешни. Назифа только и делала, что визжала и подпрыгивала. Вскоре насекомых стало так много, что звук щелкающих клешней превратился в гул, а желтый песок пропал под их черными телами.

Гриша начал уставать, руки ослабли, будто налились железом, пот струился по лицу и спине. Ур тоже прерывисто дышал, раз за разом поднимая тяжелый шар кистеня, чтобы убить мерзкое создание.

— С меня хватит! — взревел Гриша. — Живым я не сдамся!!!

Юноша схватил кинжал, лежащий рядом с бурдюком, и бросился в самую гущу тварей. Он их топтал, протыкал кинжалом, резал саблей, ловко уворачиваясь от острых жал и клешней, а потом запел:

— Из-за о-острова на стрежень, на про-остор речной волны. Ой, да выплыва-ают расписные…

В этот самый момент Гриша почувствовал, как внутри нарастает жар и с горестью подумал:

«Вот и все, ужалили. Не успел пожить, не успел детей нажить. Всё, кончилась моя песенка. Арэ вуар, бон вояж, ау фидерзейн. Матушка, встречай сыночка Гришку».

Он повернулся к притихшей Назифе и изумленному Уру. Они, будто завороженные, смотрели на него и даже не моргали.

— Прощайте, друзья! Не поминайте лихом, — юноша выронил кинжал и поднес руку к лицу, чтобы смахнуть невесть откуда появившиеся слезы.

— А-а-а! Горю!

Рука пылала. Но не желтым, а синим огнем. Гриша опустил голову и увидел, что он весь в огне, а скорпионы побежали, так быстро, что через пять секунд остались только черные трупики и отрубленные части.

Глава 4 Верблюжьих какашек тебе под ноги!

— Что это со мной такое, а? — Гриша провел рукой по лицу и телу, но не почувствовал жара. Только ком тепла трепетал где-то в области сердца.

— Похоже на «Священный огонь», — тихо сказал Ур, выронил кистень и подошел поближе. — Я читал об этом в древних письменах.

Гриша еще раз посмотрел на свою руку и увидел, что пламя уже не такое сильное. А ноги совсем перестали гореть.

— Удивительно, что одежда осталась целая, хотя жар я ощущаю даже отсюда, — Ур стоял в двух метрах и протягивал руки. — Не думал, что когда-нибудь увижу это своими глазами.

Между тем Назифа пришла в себя, опустилась на землю и шумно выдохнула:

— Фух. Как же я ненавижу этих тварей! Не знаю, как так получилось, но чувствую, что не зря ты очутился на моем пути. Даже думать не хочу о том, чтобы с нами было, если бы не ты и твой огонь.

— Да это не мой огонь! Со мной в первый раз такое.

Между тем, ком тепла пропал вместе с остатками пламени.

— «Священный огонь» даруется Богами. Видимо, пришло время. Не зря говорится: к каждой болезни есть свое лекарство.

Гриша подошел к бурдюку с водой, чтобы промочить горло и обнаружил, что вся вода вытекла. Скорпионы проткнули кожаный бурдюк клешнями или жалами.

— М-да, не жалеет нас удача, опять отвернулась, — сказал он и пнул пустой бурдюк.

К счастью, у них остался еще один, но Ур предупредил, что воды хватит только на два дня и то, если пить строго по времени и всего по несколько глотков.

За разговорами остаток ночи пролетел незаметно. Дар, который внезапно появился у Гриши не давал ему покоя:

— Давай, вспоминай, что еще было написано про «Священный огонь»?

— Да не помню я, — потряс руками Ур. — Сколько раз повторять?

— А ты не груби, — строго сказал юноша и гордо поднял голову. — Теперь я здесь главный.

От резкого удара по затылку он едва не клюнул носом в землю.

— Ага, размечтался, — грубо осадила Назифа. — Я — главная.

Она поднялась на ноги и кивнула на яркое зарево на горизонте.

— Солнце встает. Пора идти.

Они наскоро перекусили финиками и лепешками, попили воды и снова двинулись в путь.

— Помнишь женщину, которая прибежала в дом наместника? — спросил Гриша Назифу.

— Да. И что? — равнодушно откликнулась она

— Демон вырвал ставни и похитил ее брата. А вдруг, пока мы здесь, он съест оставшихся жителей? Тогда и спасать никого не надо.

В разговор вмешался Ур:

— Когда город опустеет, демон поселится в другом городе. Он бессмертен и если его не остановить, то съест всех.

Гриша задумался:

«Может, я